Современные космополитические тенденции в архитектуре сливают все города в безликий глобализированный ландшафт. Константин Леонтьев говорил о «вторичном упрощении» — об упрощении, которое приходит на смену «цветущей сложности» и свидетельствует о разложении системы. Мыслитель писал о том, что такое вторичное упрощение — начало смерти. В этом отношении стиль глобалистов — стиль смерти, чуждый всему живому и натуральному.

Искривленные формы и минимализм современных архитектурных ландшафтов чужды эстетизму и красоте великих памятников мировой архитектуры. Надо сказать, что для Леонтьева эстетика была мерилом цивилизации — в этом отношении современная глобалистская архитектура анти-эстетична. В ней определенно прослеживается старческую немочь и отсутствие творческой силы.

Всеобъемлющий и разрушительный принцип цинизма и осмеяния коснулся искусства, чтобы быть запечатленным в окружающих нас сооружениях: авторы, бросая вызов канонам и классике, почти никогда не обладают достаточным гением, чтобы восполнить отторжение прошлого. В итоге на наших глазах возводятся нелепые, перекошенные громады торгово-развлекательных центров — какая противоположность той же классике хотя бы сороковых годов — в том числе и в предназначении.

В традиционном обществе весь архитектурный облик был осмысленным: Традиция диктовала форму и содержание. Среда несла в себе смысл, была кристаллизованным выражением понимания человеком Мiра. Самобытность архитектурных стилей народов России-Евразии, безусловно, выражают собой леонтьевскую «цветущую сложность». Но в этом созвучии инструментов главную партию играет то, что художник Алексей Беляев-Гинтовт назвал «русским архитектурным силуэтом». Любое явление наиболее ясно можно лицезреть при понимании его корней. Корни же «русского силуэта» лежат в деревянном зодчестве — в его уникальном эстетическом явлении.

Чтобы прикоснуться к русскому стилю, стоит посетить выставку Государственного Архитектурного Музея им. Щусева «Русское Деревянное. Взгляд из XXI века», которая продлится до 14 февраля 2016 года. Перед нашими глазами предстанут многочисленные деревянные храмы и церкви, отсылающие мысль к истокам христианства на Руси. Увидим мы и знакомые с детства и столь разные кружева деревянных наличников, коньков и других неотъемлемых деталей облика деревенского дома.

Пройдем далее — и нас встретит загадочный непредсказуемый советский модерн — в дереве! Чертежи, макеты и фотографии представляют памятники событий Великой Отечественной войны, первые павильоны ВВЦ, необходимые в каждом населенном пункте Дома культуры, кинотеатры и, конечно, первые два Мавзолея. Не обошли вниманием и известного скульптора Сергея Конёнкова, чьи работы были элементами выставок ВДНХ.

Дальние залы снова напоминают нам о прошедших сквозь все времена архитектурных храмовых ансамблях Карелии и Поморья. Эти молчаливые святыни и по сей день принимают в свои покои множество людей.

Таинственное выражение застыло на лице резной деревянной наяды, принесенной в эти же залы из неизвестного нам села — многозначительная и молчаливая улыбка забытой сказки. В этом — запах еловых бревен старой избы, мудрая тишина стен родных домов избяной Руси — и некое приветствие пришедшему, утверждение русского зодчества в дереве.

Если эта часть нашей культуры отомрет, мы сможем констатировать о регрессе и упадке. Каменные города еще долго останутся стоять как безжизненные кумиры цивилизации, — но только живое, динамичное, гибкое начало в лице деревянного зодчества — пускай даже временного — может говорить о том, что губительная фаза обскурации еще далеко.

Дерево занимало в русском мифосе одно из центральных мест: это и Мировое Древо, и Древо Предков, и лес, как часть космогонии. Про значение дерева в христианском миропонимании можно говорить не меньше. Деревянная колыбель встречала нового человека в этом мире, и деревянный же гроб становился его последним пристанищем. Первые поселения на малообитаемых территориях строили именно из дерева, и, конечно, изначально Русь обретала свое тело в деревянной архитектуре.

Надо помнить, что большинство населения нашей страны исторически составляли крестьяне. Именно они освоили все премудрости работы с деревом, доведя их до такого совершенства, которому могли бы позавидовать современные мастера. Историк и писатель Дмитрий Балашов писал в этой связи: «Русский мужик владел в среднем пятнадцатью специальностями … он был и земледельцем и скотоводом и обладал знаниями заготовки первичных продуктов … мог выделывать кожу и шкуры … из шкур делать полушубки, а из кож — сапоги … он и столяр, и плотник, и печник … мастерил сани … обладал навыками кузнечного дела».

Теряя культуру деревянного зодчества, мы теряем свою культуру. Безусловно, русская архитектура не ограничивается лишь деревом — на протяжении веков было создано множество великих произведений в камне: храмы, Кремли, дворцы и палаты, монументальное зодчество русских средневековых городов, величественный ампир Нового Времени. Однако начало русской архитектуры — именно деревянное зодчество. России нужен новый имперский стиль, и не последнее место среди многообразия его форм должно играть возрожденное деревянное зодчество — лик русской древности, проглядывающий сквозь многолетнюю историю эстетического совершенствования. В этом смысле эстетика русской деревянной архитектуры не только прошлое, но и будущее.

_{Источник: http://evrazia.org/article/2812}