Я русский, и горжусь этим!

Я русский, и горжусь этим!Свою последнюю книгу он писал уже почти не видя, полуслепой выводил на трафарете название: «Когда расчехляли знамена». Она вышла уже без него. «Война упорно «догоняет» меня, а затаившиеся недуги, кажется, только и ждут удобного момента, чтобы окончательно расправиться со мной. Я считал, что эта рукопись будет самой главной моей книгой. Это исповедь о моей юности, о военной юности моих сверстников».

Я русский, и горжусь этим!

Резкое падение статуса журналиста — это сегодняшняя реальность. Но были среди нас и удивительные люди, ставшие славой российской журналистики, закалённые в боях и жизненных испытаниях, оставивших после себя уникальное литературное наследие. Один из них — Владимир Моложавенко, творчество которого с пронзительной ясностью передаёт события военного и послевоенного времени.

Я русский, и горжусь этим!28 декабря писателю, члену Союза писателей и Союза журналистов России, донскому краеведу В. С. Моложавенко исполнилось бы 90 лет. Его называли человеком с глазами настежь и сердцем настороже. Как происходило формирование человека, что повлияло на его характер, почему он стал таким, а не другим? На эти вопросы я ищу ответа в творчестве Владимира Моложавенко. Сегодня надо помнить о таких людях, ставшими национальным достоянием страны, у них нужно искать и находить те основы русской духовности, которые со временем можно растерять и никогда не вернуть.

Русский дух. С чего он начинается, как закаляется, почему он стал легендой и основой для сегодняшней нашей жизни? Думается, в основе его лежат исконно русские корни, питающиеся от безграничной доброты.

«Человек без корней перестает быть человеком»

25 апреля 2012 года не стало уроженца станицы Морозовской (ныне город Морозовск), участника Великой Отечественной войны, члена КПСС с 1945 года, члена Союза писателей СССР с 1973 года, а позднее Ростовского регионального отделения Союза писателей России, журналиста Владимира Семеновича Моложавенко. Писатель умер в Ростове-на-Дону, где прожил значительную часть своей жизни, на 88-м году, после продолжительной болезни. 23 октября 2012 года на фасаде дома, в котором жил и работал этот известный человек, была установлена мемориальная доска. После смерти писателя благодаря семье Моложавенко, её средствам, вышел в свет выпущенный ростовским издательством двухтомник «Булат» (книга первая «Костры памяти», книга вторая «Волшебный мир», составитель Е.Г. Джичоева), объединивший ряд избранных произведений автора. Новый литературный труд является подведением итогов творчества Владимира Семёновича.

Владимир Моложавенко родился 28 декабря 1924 года в многодетной семье «пришлых» на Дон Матрены Семеновны и Семена Варламовича Моложавенко в казачьей станице Морозовской. Эта станица стала активно развиваться после строительства в 1900 году железнодорожной ветки Царицын — Лихая, в ходе которого Морозовская стала узловой станцией, где был построен посёлок, основу экономики его заложил предприниматель Попов. На берегу реки Быстрой сначала был построена чугунно-литейная мастерская по ремонту лобогреек и плугов, а потом предприятие с каждым годом увеличивалось и стало заводом, а в наши дни — это завод «Морозовсксельмаш» (входит в структуры компаний «Новое содружество», принадлежащих Константину Бабкину).

О месте своего рождения Владимир Семенович сообщает в историко-краеведческом очерке «Морозовск», написанном к 40-летию города: «Отчий край — город Морозовск, широко и привольно раскинувшийся в донской степи. Ещё недавно он звался станицей, на улицах его и поныне увидишь старые казачьи курени. Все улицы в этом городе выходят в степь. Она окружает его со всех сторон и, кажется, будто сама властно вступает на площади, во дворы и левады, пропахшие горячим солнцем, чабрецом и горьковатой полынью».

Полынь как олицетворение дорогого сердцу писателя степного края не раз будет упоминаться в его творчестве. В этом же очерке он говорит о том, что «прадеды выбрали здешние степи для своих куреней, бежав с Хортицы после указа Екатерины Второй. Полвека гнул дед Варлам спину на кулаков Белокобыльских и умер в нищете — ни кола, ни двора, а дети его, так и не открыв букваря, пошли в батраки».

Искренне признается достойный потомок казаков в любви к родине: «Родная земля может обойтись без любого из нас, но никто, решительно никто не может обойтись без нее. Потому что она — мать, потому что в ней — наши корни, а человек без корней перестает быть человеком. У каждого из нас есть такая земля, и всю жизнь мы тянемся к ней своим сердцем, а встречаясь — обретаем новые силы. И чем старше становится человек, тем крепче у него привязанность к родным местам. Не потому ли и я, много побродив и поездив по белу свету, тоже все чаще тянусь к затерявшимся в неоглядной донской степи лукичёвским хуторам, где родились и жили когда-то мой дед и прадед, мой отец. Мне близки и дороги люди, живущие в этих краях, — простые, трудолюбивые и неравнодушные».

Нелегко жилось трудолюбивой и дружной семье Моложавенко, но весело. Отец часто рассказывал сыну Владимиру о жизни и подвигах запорожских казаков, их походах, а по вечерам в семье любили петь украинские песни.

Я русский, и горжусь этим!

Много знала о запорожцах бабушка Владимира Семеновича, о чём также сказано в «Лукичёвской летописи», написанной Моложавенко: «Не хочу сказать, что бабка моя Прасковья очень уж была богомольной. Скончалась она в 47-м году, когда шел ей сто двадцать девятый год. И хоть пребывала в почтенном возрасте, охотно рассказывала про запорожцев: как одевались, что ели, чему радовались, над чем потешались. Назубок знала все молитвы. Правда, куда охотнее вспоминала кошевые гулевые песни «Ой, не витер в поле грае, не орёл летае», «Засвит встали козаченьки» и ещё про то, как «невдачник» Сагайдачный променял свою жинку на тютюн та люльку, что в дороге больше пригодятся, чем жинка. А иной раз заводила песню про нескладную судьбу сечевиков, которые так и не нашли на Дону своей доли. Я слушал эти песни, и вставали перед глазами казачьи дозоры на курганах, и чудился звон сабель, зычные крики, гвалт, ржанье лошадей, виделись залитые потом и кровью посконные рубахи сечевиков, насмерть дравшихся с турецким ханом. Ни пуля, ни сабля не могли их свалить, потому, как никто назад не оглядывался. А уж гуляли потом, как с походу вернутся, так гуляли, говорила бабка, что по неделям дым коромыслом стоял:

— Там и наш лука Моложавенко тоже был, — добавляла она.

Помню, бабка однажды показывала мне выморочную землянку наших дальних родичей, живших в хуторе Сулинском. Были там прялка, веретено и остатки пряжи — лукичевцы испокон веку и полотенца сами ткали, и мешки, и полотно на штаны с рубахами. В красном углу теплилась лампадка подле иконы «Утоли моя печали», пристроенной на деревянных гвоздях:

— Ты зубы-то не скаль, — говорила она. — Над божественным грех смеяться. Боженька, он все сверху примечает, никому обиды не простит.

«Светлыми и чистыми глазами смотрели мы на мир»

В главе «Лукичёвской летописи», которая называется «Лёгкая кавалерия идет в наступление» автор в деталях вспоминает о далеком детстве: «Светлыми и чистыми глазами смотрели мы на мир, и все, решительно все было для каждого из нас, тогдашних мальчишек, впереди. Жизнь представлялась и долгой, и бесконечной, и не верилось, что когда-нибудь станешь стар и болен. В поколении нашем было много мечтательности и непокоя. Охотно внимали бабкиному рассказу, что петух на своей жердке чертей сторожит, как запоет поутру, так «нечистая сила» сразу врассыпную. Тащили на Успенье к себе в землянку кусты полыни, развешивали их в сенях — тоже от «нечистой силы», пучками полыни макали в жбан с молоком, кропили дорогу, чтоб русалок задобрить — пусть парней хуторских не смущают. Те пучки полыни, что в сенях развешивались, и от лихоманок спасали, и другие болезни лечили. Полынным отваром еще кадушки для соленья мыли, малых детей в нём купали. Очень полезная, выходит, была трава…»

В главе «Были степного шляха» этой летописи Моложавенко объясняет причины переезда из Милютинского района в Морозовский: «В голодные годы не обошла вселенская беда ни казачьи, ни крестьянские семьи: бросали они землю и подавались из хуторов на заработки. Уходили на грушевские шахты (ранее г. Александр-Грушевск, ныне город Шахты), на Сулинский завод (в Красный Сулин), на станцию Морозовскую — рабочая сила везде была нужна.

Я русский, и горжусь этим!

В тот голодный 1910 год покинул Лукичи и мой отец, батрачивший на зажиточных родственников. Поступил он котельщиком в Морозовское паровозное депо. Страшная это была тогда профессия — котельщик. Их «глухарями» еще звали. Заберется человек в паровозный котел, снаружи молотом по заклепкам лупят, а он — руками, спиной, грудью, чем может, удары эти сдерживает. Не работа — каторга. Поработает человек два-три года — либо оглохнет, либо порок сердца приобретет. Так и с отцом моим потом вышло. Хоть и стал он мастеровым, до последних дней считал себя лукичёвцем.

Жил в станице Морозовской, а подошла пора призываться на действительную службу, предписали ему явиться в воинское присутствие при Скосырской волости.

Только на первую мировую войну его не взяли: забраковала медицинская комиссия, сердце подвело. Но в гражданскую войну он вместе с лукичёвцами сражался в армии Ворошилова, служил в легендарной Морозовско-Донецкой дивизии, прославившейся в боях под Царицыном.

Ворошилов в Морозовской

Из местных архивных источников следует: «23 июня 1918 года приказом по Северо-Кавказскому военному округу за № 4 части 3-й, 5-й Украинских армий, части Морозовско-Донецких войск и войска Царицынского фронта были объединены в одну группу войск под командованием К.Е.Ворошилова. К.Е. Ворошилов провел в станице Морозовской объединенное партийное совещание коммунистов Украинской армии и коммунистов Морозовского и Донецкого округов. Совещание проходило в помещении, позже занимаемом школой им. Ворошилова, в настоящее время — Домом детского творчества».

Кстати, 4 февраля 2016 года исполняется 135 лет со дня рождения Ворошилова.

Я русский, и горжусь этим!

Продолжение цитаты: «В июле 1918 года приказом по Северо-Кавказскому военному округу части 3-й и 5-й Украинских армий были реорганизованы и объединены в одну дивизию, получившую название Первой Коммунистической. Части Морозовско-Донецкой группы войск, которыми командовал Н.В. Харченко, были реорганизованы в Морозовско-Донецкую дивизию, командиром которой был назначен И.М. Мухоперец. В ознаменование 1-й годовщины Советской власти за боевые заслуги Морозовско-Донецкая дивизия была награждена Почётным знаменем».

Красноармеец Семён Моложавенко передал в наследство сыну будёновку да две книжки

Я русский, и горжусь этим!

Это был роман Барбюса «В огне», изданный в 1919 году в Петрограде. А другая, тонюсенькая брошюрка, совсем без обложки — «Красная правда. Сочинение А. Вермишева». Аккуратно обёрнутые газетой, они ждали в запертом на ключ ящике той поры, когда сын одолеет грамоту.

Я русский, и горжусь этим!

Долго ждать не пришлось. Будущий публицист научился читать, ещё не став первоклассником. Но об этом его отец уже не узнал. Он погиб в годы Отечественной войны. «В Отечественную войну имел бронь как паровозник, но в сорок третьем году ему довелось принять смерть от немецких фугасок у соседней с Лукичами станицы Вольно-Донской, — рассказывает сын красноармейца в летописи. — Фашистскому летчику, который охотился на воинский эшелон (его вёл отец), удалось вывести из строя паровоз. Уже потом, когда я вернулся с фронта, кочегар с этого паровоза рассказывал мне, как отец, истекая кровью, жадно обнимал холодевшими руками землю и припадал к ней губами, будто хотел набраться сил, чтобы жить и увидеть занимавшийся над Чумацким шляхом рассвет».

В семейном архиве сохранились несколько альбомов с уникальными фотографиями прошлых лет, в том числе фотоснимки, сделанные в день похорон отца около куреня. Немало станичников пришли проститься с этим уважаемым человеком.

Первый детский роман о гражданской войне

На будни школьника Владимира Моложавенко, его учителей и ровесников проливают свет материалы, которые хранятся в архиве средней школы №6. Одним из ее замечательных выпускников 1942 года был и Владимир Семёнович. По словам учителя истории с 30-летним стажем В.Е. Лещенко, начинал учиться Володя Моложавенко в железнодорожной школе имени В.И. Ленина, открывшейся 22 апреля 1922 года в казарменных постройках на привокзальной площади станции Морозовской.

В ноябре 1937 года партком железнодорожного узла станции Морозовской получил из Управления Юго-Восточной железной дороги проект и смету на строительство новой школы на улице Красноармейской (ныне Ворошилова), так как имеющиеся три здания восьмилетней школы №48 были тесноваты для 823 учащихся.

Первого сентября 1938 года дети железнодорожников, в их числе и подросток Володя Моложавенко, вошли в светлые и просторные классы построенной школы (сегодня СОШ №6). В статье «Чир — казачья река», опубликованной в газете «Знамя труда» от 21 июля 1988 года, журналист И.Ф. Мельников заметит, что «в своих книгах В. Моложавенко при всяком удобном случае вспоминает свою малую родину. Вот и в книге «Чир — казачья река» он не забудет рассказать о детском увлечении Шолоховым. Учеником третьего класса он начал «сочинять» роман о гражданской войне в Морозовской, да скоро сообразил, что уж очень «под Шолохова» написано. Пройдут годы: война, работа на железной дороге — пока литературное творчество не станет главным в его жизни».

Велосипед от Кагановича

Учился Владимир хорошо. Подтверждением тому является факт из его школьной биографии, о котором пишет в сочинении внук Моложавенко: «В пятом классе за отличную учебу Володя получил в подарок велосипед от наркома путей сообщения Л.М. Кагановича».

Станичный учитель истории Василий Васильевич Богачев «приобщил довоенных мальчишек к тайнам седой старины. Сколько исходили тропинок по родной степи, по каменистым увалам Сокольих гор на берегах речушки Быстрой».

После одного из таких походов ученик Моложавенко «сочинил стихи, их поместили в школьной стенгазете:

Дружина Игоря сложила голову в бою,
И нам, потомкам, эту землю завещала…»

Таким образом, творчество началось со школьных сочинений, с небольших заметок в периодической печати.

С большим трудом удалось отыскать ксерокопию номера газеты «Большевик на транспорте» от 15 апреля 1937 года, в которой есть маленькая статья «Пионерский отряд без вожатого» — проба пера способного тринадцатилетнего пионера Владимира Моложавенко.

В другом номере этой же газеты от 30 июня 1937 года опубликована статья «Развернуть соревнование среди пионеров».

Много лет он был редактором стенгазеты «Школьная правда» (и, между прочим, ещё председателем ученического комитета, а в 1942-43 годах — секретарем комитета ВЛКСМ школы)».

К концу 30-х годов, когда началась гражданская война в Испании, «входили в моду испанские пилотки с кисточкой, а все ребячьи игры сводились к войне «республиканцев» с «мятежниками», — повествует Моложавенко в книге «Тайны донских курганов».

Скажи нам тогда: «Поедешь в Испанию?», наверное, каждый не раздумывая, ответил бы: «Я готов. Когда?»

И воевать ему пришлось. В первые военные месяцы школьники отправлялись в дальние походы, поднимаясь спозаранку.

В 1941 году Владимир — секретарь школьной комсомолии, организатор всемерной помощи фронту. Первая его рабочая должность — кочегар паровоза. Ребята учились принимать решения, преодолевать трудности, готовили себя к главному экзамену.

Рядовой пехоты

Согласно данным сайта «Подвиг народа», Владимир Моложавенко был призван Милютинским райвоенкоматом в декабре 1942 года, с января 1943 года солдат Моложавенко оказался на переднем крае, рядовым пехоты 239-го стрелкового полка 4-го Украинского фронта, позднее командовал отделением, взводом. Был ранен.

День Победы встретил в Чехословакии, в Праге, где комсорг батальона старший сержант Моложавенко участвовал в праздничном майском параде.

Владимир Семёнович награжден шестью боевыми медалями и чехословацким орденом «Партизанская звезда».

Я русский, и горжусь этим!

Солдатская доля моих ровесников

В статье под названием «Святая память», размещённой в газете «Знамя труда» от 17 февраля 1995 года, ветеран войны Владимир Моложавенко рассказал о том, какими были его ровесники-солдаты: «По суровой статистике самый тяжкий урон в минувшую войну выпал на долю моих ровесников, тех, кто родился в двадцать четвёртом и двадцать пятом годах. Из каждых ста мальчишек вернулись с фронта лишь трое. А сколько ещё умерли после войны от фронтовых ран и недугов. Упорно догоняют осколки войны тех, кто остался жив после мая 1945 года. Когда началась война, все мы, правдами и неправдами, стремились попасть на фронт. Хорошо помню, как уже в воскресенье, двадцать второго июня, жители станицы Морозовской буквально штурмовали райвоенкомат, требуя отправить их немедленно на фронт. И молодые ребята, еще не достигшие призывного возраста, и старики, ради этого случая нацепившие георгиевские кресты, что долгие годы прятали в укромном месте, и женщины — все пытались убедить военкома, что он не может, не имеет права отказать им. Приходили на призывной пункт целыми семьями. Уже к вечеру в тот день в станице был сформирован истребительный батальон — на случай вражеского десанта, и заступили на вахту по охране важных объектов его бойцы, пока еще с учебным оружием и охотничьими двустволками. Нас, мальчишек, разметало по разным фронтам. Лишь случайно, из писем от родных, мы узнавали о судьбе товарищей. Еще реже удавалось послать привет друг другу — очень уж часто менялись номера полевой почты. Мы шагнули в войну прямо из-за школьных парт, недоучившись, недолюбив, и рано, слишком рано становились взрослыми, ответственными не только за свою и близких своих судьбу, но и за гораздо большее — за судьбу Родины.

Солдатом никто из нас не родился, но мы ими стали. Очень многого, чего всем нам было уготовано, мы просто не могли знать. Не знали и не умели. Не знали радиуса действия вражеских мин, не знали, что ночью фашисты будут освещать передовую ракетами, что, кроме проволочных заграждений, немцы обнесут свой передний край консервными банками на проволоке: заденешь невзначай и сразу — пулеметная очередь. Поначалу и каждой пуле кланялись, когда она над головой просвистит. Это потом уже стали понимать, что пуля, которая свистит, не твоя, а твоя молчком явится. Знали о противнике непростительно мало, и за незнание расплачивались жизнями.

Я русский, и горжусь этим!

Война сделала нас взрослыми. И страх, и долг, и возможность умереть в любую минуту — все было настоящим. И все же — теперь не стыдно в этом признаться — мы оставались на фронте мальчишками, которые не могли равнодушно пропустить взгляды девчонок.

Но и не могли смириться, чтобы девчонки нами «командовали», даже ранеными. И по-мальчишески, вопреки здравому смыслу, мы удирали из медсанбата, порою и из госпиталя снова в свою часть, снова в бой, для многих из нас последний. Война стала самой главной страницей в наших биографиях. Из фронтовой молодости смотрят на меня немигающие глаза друзей, которые не вернулись с полей сражений. Смотрят внимательно, с пристрастием, даже недоверием некоего невысказанного ожидания, будто спрашивая, а остался ли я верен фронтовому братству. Эта память, может, даже больше, чем к прошлому, обращение к будущему. Не дай Бог утерять ее нам!

По пальцам пересчитываю я своих ровесников, вернувшихся с войны, и невольно думаю: а ведь самые лучшие, самые талантливые из нас пали смертью храбрых. Нет такой семьи в родной мне станице Морозовской, как и на всем Тихом Дону, во всей огромной нашей стране, где бы ни берегли память о погибших в честном бою за правое дело. Много раз видел я в хуторских хатах портреты сверстников, не вернувшихся с войны. Увитые сухими цветами бессмертника и вышитыми полотенцами, они и дороже, и ближе сердцу, чем потемневшие иконы. Видел, как матери хранят в старых сундуках заветные треугольники последних сыновних писем с полустершимися фронтовыми адресами. Даже получив похоронку, они верили, что сыновья их живы, что они вернутся.

Пережив войну, я остался в неоплатном долгу перед своими ровесниками, которые погибли в сражениях. Знаете ли вы, что из всех мальчишек 1924 и 1925 годов с войны вернулись лишь три процента? Как же мне было не рассказать о той земле, на которой росли, мечтали, строили планы, а потом стали на этой же земле солдатами? Потому всё то, что я успел написать, — это, прежде всего, память о войне, о моих однополчанах и ровесниках».

Тема гражданской и Великой Отечественной войн звучит во многих книгах Моложавенко. Ей посвящены произведения «Когда полыхали зарницы…», «Баллада о комиссаре», «Сверстники», «Костры памяти», «Жаркое солнце Сурхана» и другие. Последняя книга прозаика «На всех одна Победа» — яркое документальное свидетельство героизма воинов и антифашистского подполья.

Всю свою жизнь писатель старался не терять связь с однополчанами, интересовался судьбами и искал их, посвящал повести-хроники представителям того поколения смелых и отважных людей.

Но и о нём не забывали фронтовые товарищи. В республиканской газете «Ватан» от 15 мая 2012 года опубликована статья, подготовленная И. Михайловой, под названием «Не бывает воинов бывших», в которой говорится о том, что спустя 25 лет после 1944 года ровесник донского писателя, уроженец города Дербента Илизир Ильягуев разыскал своего фронтового друга Владимира Моложавенко.

По словам супруги Владимира Семеновича Людмилы Сергеевны Моложавенко, в памятном 1969 году, в июле, Моложавенко побывал вместе со старшеклассниками предвоенных лет, с которыми вместе учился в родной школе, в Волгограде, на Мамаевом кургане, ставшем символом судьбы того поколения.

Моложавенко напишет об этом статью под названием «Свидание с юностью», опубликованную в газете «Комсомолец» (г. Ростов-на-Дону).

Начнёт её автор также с воспоминаний о военном лихолетье: «Тревожной была у нас юность, суровым оказался главный в жизни экзамен. Не всем довелось вернуться с войны. С горечью называли имена погибших сверстников и учителей, сложивших головы на поле брани. Именно в Волгограде едва ли не каждому из нас привелось испить и горечь первых, тяжких утрат, и увидеть свои первые радости. Мы учились в Морозовской железнодорожной средней школе имени Ленина, а управление дороги было в Сталинграде. Сюда ездили перед войной на экскурсии в период каникул и смотры самодеятельности, ходили от самой Морозовской в военизированные походы (случалось, и на лыжах, и пешком — в противогазах). Школьные футболисты из команды имени Антона Кандидова ездили в Сталинград на соревнования. В Сталинградском музее обороны Царицына хранились фотографии наших отцов. И эшелоны с призывниками ушли в сорок первом из Морозовской на Сталинград. Собралось нас немного — не всех удалось разыскать, да и мало уже осталось нас, вступивших в комсомол в тридцать седьмом, тридцать восьмом, тридцать девятом годах… И трудно было сдержать скупые слезы, когда обнимал тебя старый школьный друг. Ничего, что седина усыпала головы и морщинами изрезаны лица — сердце, как и тридцать лет назад, осталось молодым, оно не изменило старой дружбе».

Всегда любить труд, всегда учиться

После демобилизации Моложавенко решил последовать примеру отца, устроившись работать помощником машиниста паровоза в депо на станции Морозовской. Но железнодорожником трудился недолго. В 1947- 48 годах он учится в десятом классе вечерней школы рабочей молодежи при той же железнодорожной школе, в Высшей комсомольской школе при ЦК ВЛКСМ. В этот же период исполняется его давняя мечта о журналистике. Владимир Семёнович продолжает обучение на отделении редактирования в Московском заочном полиграфическом институте (ныне Московском государственном университете печати имени Ивана Фёдорова), а по окончании вуза в аспирантуре при нем и одновременно, с 1947 по 1951 годы, работает ответственным секретарем в районной газете «Морозовский большевик», выпускавшейся с 1920 года.

Владимир Семёнович подчеркнет: «Так начинался мой путь в журналистику. Работа в газете помогла мне стать писателем-профессионалом».

Здесь же он высказал интересную мысль о выборе профессии: «Профессию свою люблю, считаю ее интересной. Профессия писателя — в общем-то редкая. Профессия журналиста — более распространенная. Но я боюсь советовать выпускникам школы избрать для себя профессию литератора. Дело в том, что ни один институт не может сделать человека писателем (как, впрочем, и журналистом). Стать писателем, как и литератором, помогает человеку жизненный опыт. Немаловажное (если не главное) значение имеют еще и талант, наклонности, проявляемые уже в детстве, юности. Ничто не дается без труда. И потому мой совет тем, кто заканчивает школу, — всегда любить труд, всегда учиться».

Молодые корреспонденты, фронтовики в мокрых от пота гимнастёрках

По воспоминаниям Валентины Михайловны Чаловой, Владимир Семенович был «очень выдержанным, скромным и ответственным человеком». В домашней библиотеке Валентины Михайловны есть его книга «Тайны донских курганов».

В.П. Кошельникова отмечает, что «трудолюбие буквально «сочилось» из этого добродушного интеллигента с твердым, по-настоящему мужским характером, профессионала своего дела, каких сегодня очень мало».

Л.П. Семенюта помнит, с каким горячим желанием работали 23-25-летние фронтовики Владимир Моложавенко, Василий Ткачев, Константин Рычков, Александр Поляков, Михаил Хохлачёв, несмотря на сложности послевоенных лет, когда в постоянном поиске материалов о людях труда приходилось преодолевать на своих ногах не один десяток километров пути.

Молодые корреспонденты, в том числе и энергичный белокурый парень (Моложавенко), возвращались в кабинет в мокрых от пота гимнастерках, в пыли, порой в грязи, но счастливые и довольные собой, с массой идей и впечатлений от общения с рабочими и колхозниками.

Владимира Семёновича уважали в коллективе, и он всегда с уважением, вниманием относился к коллегам и братьям по перу, даже спустя много лет.

Свою книгу «Костры памяти» он посвятил четырём не вернувшимся с войны писателям-фронтовикам — Бусыгину, Кацу, Штительману, Гридову.

Показателен ещё такой пример. По рассказу хранителя музейных фондов Милютинского музея Л.Н. Тулиновой, однажды к уже достаточно известному в 90-е годы донскому писателю обратился с просьбой её покойный отец Николай Приходько — уроженец хутора Придченский Милютинского района, автор таких литературных произведений, как «Хуторяне», «Летопись Милютинского края», «Древний казачий род Грековых». Краевед просил прочитать его новую книгу «Маньковские были» и дать рецензию.

Владимир Семёнович живо откликнулся на эту просьбу Приходько письмом-отзывом от 1993 года, присланным из Ростова-на- Дону. В нем есть такие строки: «…Искренне благодарен Вам за «Маньковские были». Читал с удовольствием, втайне даже завидовал… Перо ваше — мне по душе».

В 1951 году 27-летний журналист переезжает в город Ростов-на-Дону. Посвятив четверть века журналистской деятельности в областных газетах «Большевистская смена» («Комсомолец»), «Молот» и городской — «Вечернем Ростове», где он работал до 1966 года ответственным секретарем, Владимир Семёнович становится профессионалом своего дела.

Подтверждением тому являются слова его друга-земляка Ивана Мельникова, сказанные в статье «В.С. Моложавенко — 60 лет», появившейся в «Знамени труда» от 27 декабря 1984 года, накануне дня рождения писателя: «Под умной, талантливой рукой трудолюбивого журналиста эти газеты приобретают привлекательный облик, высокую литературную отделку, а выступления Владимира Семеновича в печати, его публицистические материалы, краеведческие очерки с каждым годом становятся все более значительными, затрагивающими самые главные стороны нашей жизни».

В 1966-70 годах В.Моложавенко работает директором издательства «Молот», с 1970 года — он член редколлегии и заведующий отделом очерка и публицистики журнала «Дон».

«Природа наделила Владимира Семёновича не только тонким восприятием окружающего мира, но и одарила уменьем общаться, находить интересных людей, которые при первой же встрече принимают его за близкого человека, доверяются ему».

Судя по отзывам тех, кто хотя бы однажды встречался с Владимиром Семёновичем или вел переписку, он действительно был открыт для общения, умел найти общий язык с людьми разного возраста, интеллекта и социального статуса.

По воспоминаниям племянницы Светланы Украинцевой, «дядя всегда старался помочь маме, бабушке, часто приезжал в родной дом, любил пошутить, а в разлуке писал родным понятным, простым языком очень интересные, проникновенные письма, часто — со стихами».

Особые, по-родственному теплые отношения были у Владимира Семеновича с двоюродным братом, также выпускником железнодорожной школы им. Ленина Афанасием Васильевичем Моложавенко, учителем рисования.

Немало своих книг оставил на память брату Афанасию талантливый родственник. Некоторые из них, в том числе «Неопалимая купина» с надписью «Товарищу детства, несгибаемому футболисту из команды имени Антона Кандидова, учителю будущих богомазов и просто родичу Афоне Моложавенко. от автора — с уважением. 8.06.1975», находятся сейчас в Морозовском музее.

Ещё несколько произведений («Донские были» с надписью «Ничего я в этой книге не «сочинил» и не выдумал, — все написанное в ней я слышал от стариков- станичников, а потому все это — на их совести, и простит пусть их за это Всевышний. 1970», «Билет на восход солнца» с надписью «Братишке Афоне «Мазаю» — с доброй памятью о нашем далеком станичном босоногом детстве. 10.1990»), оставшихся в доме после смерти отца Афанасия Васильевича, показал его сын Владимир.

Уехать на хутор Вербочки

Афанасий Васильевич принимал участие во всех встречах писателя в дни его пребывания на родине, о чем свидетельствуют фотографии. Практически на каждом снимке, в кругу друзей, выпускников родной школы, читателей, рядом с Владимиром Семёновичем брат и одновременно близкий друг детства Афанасий. Будь то встреча с земляками в клубе им. В. Мирошниченко на читательской конференции по книге литератора-земляка «Когда полыхали зарницы», или с бывшими учащимися железнодорожной школы имени Ленина, или с коллективом Вербочанской школы и жителями хутора Вербочки, или в Ростовском санатории на отдыхе.

Спасаясь от городской суеты, нередко приезжал Моложавенко в хутор Вербочки, к ещё одному близкому другу юности, С.Ф. Наконечникову. В архиве Вербочанской школы сохранились записи Степана Федоровича: «Не имею довольно слов объяснить, до чего приятны были для меня наши беседы вдвоем. Сколько сведений Владимир Семёнович имел по всем предметам. Как увлекателен и одушевлён он был, когда открывал мне, так сказать, нараспашку свои мечты и тайны будущих своих творений или когда разбирал уже написанное».

Интересна и надпись, оставленная после очередного приезда 10 августа 1977 года братьями Моложавенко (Владимиром и Афанасием) на подаренной книге донского писателя «Гремучий Маныч. Путешествие от Дона до Каспия».

На одной странице написал Владимир Семёнович: «Литературному кружку Вербочанской школы — с добрыми пожеланиями автора», а рядом, на другой — Афанасий Васильевич: «Коллеге — учителю, коллеге — ветерану Великой Отечественной войны, другу юности и великому книголюбу Степану Фёдоровичу Наконечникову».

То, что зовется одним ёмким словом Родина

В одном из писем вербочанским школьникам Владимир Семенович поделится с ребятами мечтой написать о хуторах и хуторянах, живших и живущих вокруг станицы Морозовской, жителях юрта: «Признаюсь, давно работаю над этой книгой. Расскажу в ней и о вашем земляке, друге моего детства Степане Фёдоровиче Наконечникове, и о других вербочанцах».

В последний раз товарищи виделись 10 октября 1981 года. После этой поездки Моложавенко напишет новеллу «Последний соловей» и включит ее в сборник «Билет на восход солнца».

Удалось отыскать жителей хутора, сведения которых значительно расширили представление о по-настоящему творческом человеке. К примеру, выпускница Вербочанской школы Л.А. Украинцева рассказала о встрече членов литературного кружка «Буревестник» с В.С. Моложавенко, состоявшейся в 1981 году: «Впечатление осталось поистине неизгладимое. Мы с удовольствием читали книги писателя, вели с ним переписку. Но когда он пришел в школу и сам рассказал о себе и своем творчестве, мы прониклись к нему особым уважением. Мы наивно полагали, что в книгах всё, от начала и до конца, выдумано автором. Оказалось, что Моложавенко ничего не придумывал, не сочинял. Все его произведения имели документальную основу».

Участница той встречи О.Ф. Таекина рассказала: «В тот день в уютном коридоре школы не хватило места для всех желающих. Любители литературы, довольные тем, что им удалось все же попасть туда, стояли вдоль стен радостно взволнованные и счастливые. В.С. Моложавенко говорил о том, что любит писать о донской земле, расцветающей и богатеющей год от года, о вольном казачьем крае и его славных сынах, перестраивающих жизнь на новый лад, о доблестном труде ударников колхозных полей и видит вокруг то, что зовется одним ёмким словом Родина».

Учитель литературы Н.И. Мацегорова, работавшая в ту пору, запомнила слова литератора, подтверждающие мысль о нерасторжимой связи творчества писателя с родной землей: «…Думал я, думал, и вышло, что мне надо рассказать о своих земляках. Они были интересны мне и любимы мной такими, какие они есть на самом деле».

Свидетельством теплых встреч с учителями и школьниками можно назвать книги, от души подаренные литератором «юным друзьям-вербочанцам с добрыми напутствиями в поиске и во всех делах», руководителю кружка «Литературное краеведение» филологу Людмиле Николаевне Свиженко и другим педагогам.

Его произведения «Морозовск», «От Иван-озера до Азовского моря», «Жаркое солнце Сурхана», «Был и я среди донцов» по-прежнему находятся на видном месте в кабинете русского языка и литературы Вербочанской школы и служат большим подспорьем на уроках словесности.

Писателю посвящен также стенд «Поиски и находки, или слово о писателе-земляке» с заголовком «Человек с глазами настежь и сердцем настороже», прекрасно характеризующем его внутренний мир.

Привезите мне запах полыни

О том, насколько дорога была литератору родная земля, говорит ещё один факт. В 1984 году в очередном письме он пригласил учащихся старших и средних классов Вербочанской школы вместе с учителем литературы Людмилой Николаевной Свиженко к себе в гости, в Ростов-на-Дону. При этом попросил ребят привезти «букет» полыни: «очень уж истосковался по запаху степи».

Десять девчонок, членов школьного кружка «Литературное краеведение», пришли в восторг от этого приглашения и долго не могли поверить, что побывают в гостях у самого писателя! Они нарвали в степи полыни, завернули ее в бумажный мешочек и вместе со своим руководителем Людмилой Николаевной отправились на встречу с известным земляком.

Гостеприимно встретив юных друзей-вербочанцев в своём доме, первое, о чём спросил ребят Владимир Семёнович, так это привезли ли они с собой полынь. Школьницы передали бумажный сверток. Как же писатель обрадовался подарку! Окунув лицо в пушистый «букет», он жадно вдыхал запах свежей полыни, представляя себя в родных степных просторах.

Отечество моё

На протяжении многих лет общаясь с читателями, юными и взрослыми, прозаик не раз будет говорить о том, что писать заставила его жизнь: «Масса встреч, масса впечатлений, множество событий разных, приятных и неприятных, — всё это откладывалось, где-то накапливалось потихоньку, пока не попросилось наружу». И одно, пожалуй, главное из всего этого — любовь к Родине.

Владимир Семёнович писал: «Отечество моё… Нет такой птицы, которая могла бы облететь его, и вместе с тем оно умещается в человеческом сердце, живет в нем любовью и памятью. И у каждого оно своё: старая ива у пруда, разбитый молнией дуб, тихий московский дворик или крутоярье над Доном. Спасибо тебе, Дон, что ты есть на земле! Спасибо тебе, родная земля, за все, что ты дала мне в жизни».

Источник: http://topwar.ru/90075-ya-russkiy-i-etim-ya-gorzhus.html