Вместо «креативного класса» — творческая воля Земли

«Болотные» сравнивают Путина с царем. Но на самом деле все куда глубже: перед нами - выплеск «коллективного безсознательного» либеральной интеллигенции«Бессмысленно вступать в дискуссию с теми, кто работает по заказу извне, в интересах не своей, а чужой страны или чужих стран», — если бы в свое время «российские элиты» приняли эти слова президента России Владимира Путина всерьез, а не в очередной раз все «замотать», речь могла бы идти о фундаментальном повороте. Дело в том, что в современной России сложился целый «политический класс» (сегодня его называют, или, точнее, он сам себя называет «креативным классом»), действительно органически заинтересованный в геополитической победе «чужой страны или чужих стран» совершенно вне зависимости от идеологии или религии, а порой даже и этнической принадлежности.

После официального принятия христианства (очень условно, т. к., по свидетельству «Степенной книги» Ивана Грозного и митрополита Макария, история христианства на Руси начинается св. апостолом Андреем) «духовной родиной» определенная часть «общества» (в основном, конечно, духовенства и аристократии) начинает ощущать не Русскую землю, а Палестину или же Византию. Здесь надо добрым словом помянуть Патриарха Никона (не все же его ругать!), который в своем «Раззорении» разъяснял, что Иерусалимом следует почитать всякий православный храм, и который прямо отождествлял определенную избранную землю внутри Русской земли со Святым градом. Но он же — а иначе разве стал бы он осуществлять свою губительную «справу»? — говорил, дескать, «по крови я русский, а по вере грек».

Это сознание «родины вне родины», пронизавшее даже и глубинные народные пласты, до тех пор, пока действительно было чисто духовным, порождало такие явления, как русское паломничество, и гораздо шире — русское «странничество», о котором потом говорил Достоевский. Но после раскола, когда вера в народе пошатнулась, а в высших слоях была и вовсе утрачена, и зародилась это презрение к родному, а затем и прямая ненависть. На самом низшем, «бастардном» уровне это вылилось и вовсе в «смердяковщину». В середине XIX века, в связи с «Великими реформами», эта масса утративших родную землю «странников, лишенных Бога» заполонила города и стала — включая, кстати, фабричных рабочих — вместилищем упрощенной и хамской «ненависти к Отчизне», облекавшейся в высших слоях в рационалистическую или же мистико-масонскую оболочку. Собственно, это было, как и тогдашний социализм, по определению Ивана Аксакова, «христианством без Бога».

Именно этим прежде всего и можно объяснить то, что как либеральные, так и революционные идеи оказались популярны в Петербурге-Петрограде, Москве, Харькове и других крупных городах — везде, где скопилось значительное число людей, оторванных от земли и работавших по найму. Все ведь происходило только в этих городах. «Во глубине России» никто ни о какой революции не помышлял, даже поджоги усадеб, имевшие место в период примерно 1903-1907 годов, носили, как это ни парадоксально звучит, социально-классовый, но не революционный характер. Настоящее брожение в народе — по всей стране — началось и стало мгновенно разрастаться только после Февраля. Не стало во главе Царя — и все пошло вразнос — мгновенно.

Вопрос о том, кто больше виноват — либералы или большевики в крушении 1917 года, на самом деле чисто риторический. Очень часто сегодня на него «отвечают» в пользу большевиков. Дескать, они не ответственны за свержение Царя, ответственны только либералы. Но разве свержение Самодержавия не было главным политическим лозунгом большевиков? Разве не провозгласил Ленин в 1914 году необходимость бороться за «поражение своего правительства в империалистической войне» и за «превращение империалистической войны в войну гражданскую»? Разве не агитировали большевики на фронтах за то, чтобы солдаты сложили оружие? Точно так же в 1904 году либеральная интеллигенция посылала приветственные обращения к японскому микадо. «Сладостная ненависть к Отчизне» объединяла тех и других. Потом их пути разошлись, но это было потом…

То же самое касается «русской» буржуазии. Генерал Алексей Маниковский в своих воспоминаниях пишет, что созданные Главным артиллерийским управлением в ожидании большой войны стратегические запасы цветного металлолома и селитры, столь необходимые для производства артиллерийских снарядов, были по требованию промышленников и при активном продавливании этого решения Думой распроданы по дешевке. Это было только начало. Пожалуй, наиболее крупным предательством был так называемый «снарядный голод». Почему «мариновать» снаряды начали тогда, когда к концу 1914 года стало ясно, что Русская армия может быстро и победоносно войну закончить? Вот отрывок из требований Совета съезда металлозаводчиков Северного и Прибалтийского районов к Совету министров: «Расширение оборудования казенных заводов должно быть запрещено Советом Министров. Если ныне заказы Военного и Морского ведомств дают частным заводам только спорадическую работу, несмотря на огромные затраты сих заводов на неспециальное оборудование, пригодное лишь для целей государственной обороны, то справедливо ли со стороны государства ухудшать условия работы на сих оборудованиях отвлечением заказов на новые, никому не нужные расширения заводов казенных. Да и допустима ли подобная недопустимая трата денег».

Обратим внимание: о «недопустимости траты денег», начиная с 1991 года, нам говорит одно за другим правительство «либеральных экономистов». До сих пор глава государства был с ними солидарен. Будет ли дальше?

Про время накануне Февральской революции можно прямо сказать: тогдашние «либеральные экономисты» в буквальном смысле не давали царю и стране воевать. А большевики шли следом за ними, в полном соответствии с провозглашенной Лениным тактике перерастания революции в новую фазу. Это был единый процесс,продолжающийся и сегодня. В своей знаменитой статье 1848 года «Россия и Революция» Федор Тютчев писал: «Уже давно в Европе существуют только две действительные силы: Революция и Россия. Эти две силы сегодня стоят друг против друга, а завтра, быть может, схватятся между собой. Между ними невозможны никакие соглашения и договоры. Жизнь одной из них означает смерть другой. От исхода борьбы между ними, величайшей борьбы, когда-либо виденной миром, зависит на века вся политическая и религиозная будущность человечества».

Сегодня это еще более ясно и касается не только Европы. И это полностью совпадает — чисто «структурно», разумеется — с хорошо известным пониманием Марксом и Троцким мировой революции как «перманентной» (потому Тютчев и пишет это слово с заглавной буквы).

«Революционный процесс», впрочем, был остановлен начавшим попытку нового имперостроительства на новой основе Сталиным — вне зависимости, был ли он возможным сотрудником старых Имперских спецслужб (лично автор этих строк как раз готов считать, что это было бы хорошо) или же просто «еретиком от марксизма» (хотя история свидетельствует, что за любыми «ересями» всегда стоят мощные силы). В любом случае Сталин уничтожил «ленинскую гвардию» и «подморозил Россию» в точности, по Константину Леонтьеву. Но «подморозил» он ее вместе с революционной идеологией, и когда в 1991 году СССР распался — а среди причин распада, безусловно, было и противоречие между этой идеологией и консервативно-созидательными задачами государственности, пусть и сильно «подрезанной» — наружу вышла вся «февральская грязь» (выражение поэта Георгия Иванова). И потоки этой грязи, все это подземно-клоачное гуано вышло наружу.

Есть одна и та же Революция (в тютчевском смысле), и она продолжается. Сегодня Путин пытается ее сдерживать — практически в одиночку, потому что не только олигархическо-бюрократическое «остальное» руководство РФ, но и весь так называемый «городской средний класс» (а революции всегда происходят только в городах) представляют, как очень удачно выразился в своей книге «Ноомахия» Александр Дугин, «гибрид пролетариев и буржуа». Вот яркий пример того, что речь идет об одной и той же революции. Одним из самых популярных лозунгов «болотных» был «Долой Самодержавие!» — лозунг 1905-1917 годов. А некоторые еще и приписывали «Долой Самодержавие и Престолонаследие!». Последнее и ужасающе, и смешно одновременно.

Обычно объясняют: Путина сравнивают с царем. Но на самом деле все куда глубже: перед нами — выплеск «коллективного бессознательного» либеральной интеллигенции. Это, так сказать, экзистенциальный страх. «Библейская вечная злость», как писал в поэме «Сказка гвоздя» Юрий Кузнецов (в конце жизни слово «библейская» он заменил).

«Креативный класс» — это сегодняшнее (само) именование все той же либеральной интеллигенции. После 1991 года ничего ни в одной области подлинно творческого этот класс не создал. Кстати, нигде, никогда и ни в одной стране не было такой степени творческой и личной свободы, свободы частной жизни, как в первые два срока правления Путина. Был своего рода «негласный договор»: власть властвует, а вы — интеллигенция — свободно живете и свободно творите, вам никто не мешает. И что создано? В культуре, искусстве, например… Ни-че-го… В те же семидесятые, и даже восьмидесятые были «слуги режима» и были «диссиденты», но и у тех, и у других были — книги, музыка, фильмы… А в «эпоху свободы»?

Более того. Сложился негласный консенсус относительно поведения «креативного класса» в частной жизни. Консервативно настроенная часть власти и общества (неважно, в данном случае, «просоветская» или «православная») была готова вполне тактично не замечать «некоторых вещей» в образе жизни «креативного класса», если последний не будет их выпячивать и противопоставлять «моральному большинству» (кстати, на столь любимом «креативными» Западе до недавних пор такой «негласный договор» и был нормой). В целом очень умеренный Путин (неоднократно публично говоривший о том, что он «не хотел бы быть Сталиным») и выступал в роли гаранта этого невмешательства. Однако «креативный класс» стал нарочито нарушать равновесие, знаком чего стало «дело Пусси Райот» и подобное. «Гей-революция» в Европе просто «удачно подоспела». Приходится повторить. Если бы «креативный класс» действительно занимался тем, на что он претендовал еще в советские времена (когда КПСС ему действительно мешала), то есть «свободным творчеством», то все было бы совершенно иначе. Но он сам этого не хотел. Он хотел власти и господства. Любой ценой.

«Креативный класс» предпочел творчеству борьбу за власть. Он жил и живет по принципу «Посади свинью за стол, она и ноги на стол». Это и есть «Грядущий хам» Мережковского. Мудрено ли, что Путин вынужден обороняться? Но на самом деле они ненавидят не Путина. Путин для них — подвернувшийся повод. Они ненавидят именно пустующий сегодня царский престол и законное престолонаследие. Не применительно к кому-то конкретно, а как принцип. И не только законно-монархическое, но и «преемническое», в духе Римского принципата или Указа (неудачного) Петра Великого от 1722 года. Кстати, слово «Самодержавство», которое стали употреблять у нас сразу же после прекращения Иваном Третьим выплаты ордынской дани, означает «суверенитет», независимость. Суверенитет и независимость России они и ненавидят.

Будучи убежденным монархистом, автор этих строк ни коим образом не считает возможной какую-либо «коронацию» действующего Главы государства, у которого принципиально иная «историческая задача», совершенно неожиданно (так бывает) оказавшаяся в связи с его родовым именем. Это задача — путь. Не более, но и не менее. Что необходимо еще? Многие вполне благонамеренные люди сегодня говорят: «Да пересажать их всех, и дело с концом». Но ведь это совершенно не выход. Во-первых, уж если «сажать», то не сбитых с толку уличных ходоков и горлопанов, а тех, кто за все это платит, а они находятся и выше, и глубже, чем можем это даже себе представить. Вот это как раз уже вопрос профессионального долга и Владимира Путина, и того «клана силовиков», который он представляет. Но самое главное в другом. Ну, пересажают участников всяких митингов и «оранжевых» организаций. А дальше что? Рано или поздно они выйдут, а за время отсидки будут выглядеть «мучениками» и «жертвами», и тем самым только накапливать политический капитал.

Выход же подсказывает сама жизнь — и выход очень простой. Запад нам сам сегодня строит «железный занавес, накладывает санкции. Так вот, не надо этого бояться, не надо строить политику так, чтобы санкции отменили. Наоборот, пусть будет «больше санкций, хороших и разных»! Пусть складывается новый «железный занавес», и мы должны тоже начать его строить — уже с нашей стороны. Но он не должен быть таким, каким был в советские времена, когда не выпускали тех, кто хотел навсегда уехать. Из СССР не выпускали под предлогом неких «допусков к секретности» (хотя, зачем эту публику к ней допускали?), но все равно выгоды от сохранения части секретов было меньше, чем от маринования «пятой колонны», которая вся потом ринулась в перестройку. А сегодня и вовсе не та ситуация.

Наоборот, пусть будет как можно больший выезд — всех, кому не нравится Россия, власть, «совки и колорады», «ментовско-поповское государство», как они говорят. Выезд, выезд и еще раз выезд. Но — без права возвращения. Уехал, как раньше говорили, «выбрал свободу» — значит, навсегда. «Оставь надежду всяк отсюда исходящий». Принять по этому поводу соответствующие законы, может быть, вернуть норму о лишении российского гражданства. Пусть уедут все. Хуже от этого не будет. Повторю: «креативный класс» ничего не создал, и создать не способен. Зато на его место придет молодежь из русской глубинки, одновременно творческая и верная России. Пусть внешне — с точки зрения «креативных» — «гопники», «ватники» — это не страшно, это поправимо в новых поколениях. Все равно настоящая русская элита была уничтожена в гражданскую войну и двадцатые, и сейчас уедут как раз в основном потомки тех, кто ее уничтожал.

Но гораздо важнее, так сказать, положительная часть. Надо дать свободу проявлениям и росту органической русской жизни вместе с органической жизнью других коренных народов России. Но именно коренных. В политике, а затем и в праве необходимо отказаться от рецепции идей и институтов, выросших на иной исторической почве и являющихся у нас чистыми «мнимостями» — от идей «правового государства» (Россия всегда строилась на понятии «правообязанности», как определил наш крупнейший правовед Николай Алексеев), от «разделения властей», от «гражданского (то есть, по самому определению, городского, чисто буржуазного) общества…

Да, разумеется, в связи со всем этим вносятся соответствующие изменения в Конституцию — на основе предусмотренного ею же конституционного механизма. Начать надо с главного — с отказа от приоритета «международных норм» над национальным правом. Само по себе это положение, навязанное США после Второй мировой войны побежденным странам — Германии, Италии, Японии, а после 1991 года и России. Отказ от этого будет огромным шагом на пути к восстановлению подлинного суверенитета — Самодержавства.

Далее — постепенно и неуклонно — все остальное, начиная с формирования высших представительных органов не по партийно-идеологическому, а по территориально-профессиональному и социальному («земско-сословному») признаку: сочетание твердой вертикали власти с широким местным самоуправлением и культурно-национальной автономией вместо «республик» и других аналогичных образований. И все это — под прикрытием мощных Вооруженных Сил, включая ядерный щит. А начать эти широкие контрреволюционные перемены надо простым исправлением имен. Мы должны, наконец, просто заговорить по-русски.

Если это произойдет, сама собою окончится до сих пор продолжающаяся (с краткой синкопой 1943-1956 годов) февральская эпоха Русской истории.

Источник: http://evrazia.org/article/2814