В начале года вышла книга историка Ильи Ратьковского «Хроника белого террора в России». Скандальность ей обеспечена тем, что в современном дискурсе террор как система у белого движения отрицается полностью, тогда как террор красный — нечто общепринятое, неотъемлемый атрибут взятия власти большевиками. Тем не менее, автор книги рассказывает и про сеть концлагерей белого движения, и про то, что диктатура адмирала Колчака предусматривала применение всех мер, которые обычно почему-то ассоциируются с красным террором: массовые уничтожения, включая расстрелы каждого десятого.

В работе показан повсеместный характер этого явления. А также то, что красный террор стал ответом на белый. «Уже в мае 1918 г. некоторые радикальные члены правительства ставили вопрос об ответном, превентивном красном терроре в России. Тогда против этого выступил Ленин. Позднее, через три месяца, системный красный террор будет введен, с учетом финского и более позднего чехословацкого террора лета 1918 г.» — рассказал историк, автор книги в интервью Накануне.RU.

Вопрос: Книга только вышла, а Ваше исследование уже удостоилось целого понятия «ратьковщина». Из-за чего весь сыр-бор?

Илья Ратьковский: В первую очередь у оппонентов вызывает отрицание системность белого террора. Ими признаются белые эксцессы, не более. Террор как система у белого движения отрицается полностью. Между тем, если рассмотреть систему управления у белых, например, на востоке России, то можно увидеть, что здесь была провозглашена и реализовывалась диктатура адмирала Колчака — «Верховного правителя России», признанного руководителя белого движения.

Эта диктатура предусматривала применение всех мер, которые обычно почему-то ассоциируются с красным террором. Здесь была система концлагерей, в т.ч. и организованных белыми, система заложничества, массового уничтожения населения, включая расстрелы каждого десятого.

И это не было инициативой снизу, самоуправством отдельных генералов, все это определялось комплексом приказов, начиная с приказа «Верховного правителя». Приведу приказ за подписью Колчака (ГА РФ. Ф. 827. Оп. 10. Д. 105. Л. 126 // Гагкуев Р. Г., Цветков В. Ж. Красный и белый террор // Революция и Гражданская война в России. 1917–1922 гг.: фотоальбом. М., 2016. С. 236.): «Возможно скорее, решительнее покончить с енисейским восстанием, не останавливаясь перед самыми строгими, даже жестокими мерами в отношении не только восставших, но и населения, поддерживающего их. В этом отношении пример Японии в Амурской области, объявившей об уничтожении селений, скрывающих большевиков, вызван, по видимости, необходимостью добиться успехов в трудной партизанской борьбе. Во всяком случае, в отношении селений Кияйское, Найское должна быть применена строгая мера. Я считаю, что способ действий должен быть примерно таковым:

1. В населенных пунктах надлежит организовать самоохрану из надежных жителей.

2. Требовать, чтобы в населенных пунктах местные власти сами арестовывали, уничтожали всех агитаторов или смутьянов.

3. За укрывательство большевиков, пропагандистов и шаек должна быть беспощадная расправа, которую не производить только в случае, если о появлении этих лиц (шаек) в населенных пунктах было своевременно сообщено ближайшей войсковой части, а также о времени ухода этой шайки и направления ее движения было своевременно донесено войскам. В противном случае на всю деревню налагать денежный штраф, руководителей деревни предавать военно-полевому суду за укрывательство.

4. Производить неожиданные налеты на беспокойные пункты и районы. Появление внушительного отряда вызывает перемену в настроении населения. (…)

7. Для разведки, связи пользоваться местными жителями, беря заложников. В случае неверных и несвоевременных сведений или измены заложников казнить, а дома, им принадлежащие, сжигать…. Всех способных к боям мужчин собирать в какое-нибудь большое здание, содержать под надзором и охраной на время ночевки, в случае измены, предательства – беспощадная расправа».

Все это стало основой подобных же приказов генералов Степанова, Артемьева, Иванова-Ринова, Розанова и других. Впоследствии Колчак передал право подобных инициатив непосредственно генералам. И появятся новые приказы, например, генерала Матковского. Все это позволяет говорить о системе белого террора на востоке страны. При этом схожая система реализовывалась в других регионах. Местные белые правители легализовали карательную практику военных. И данные приказы оборачивались тысячами расстрелянных в приказном (военно-законодательном) порядке.

Вопрос: Расскажите, о чем Ваша книга, на каких исследованиях и документах вы основываете свои выводы? Как пришли к идее создания этого труда?

Илья Ратьковский: Моей исследовательской темой длительное время была и остается история ВЧК, государственных учреждений периода гражданской войны. Рассматривая историю ВЧК, красного террора, я не мог не рассматривать схожие явления в указанный период, в т.ч. белый террор.

Данная тема никогда не была под каким-то запретом, но при этом исследования можно было перечислить по пальцам. Упомяну моих предшественников, прежде всего проф. Литвина, доктора исторических наук Голуба. Опыт их исследований был учтен в работе. Вместе с тем, они не использовали весь массив накопленных источников по белой репрессивной практике. В России вышло много региональных исследований, основанных на архивных материалах, вышли комплексные исследования по белому движению.

В последних также был опубликован ряд архивных материалов. Но все это было разрознено. И, наконец, сейчас доступен целый пласт мемуаров, в которых также фиксируются случаи белого террора, массовых казней. Все это, наряду с известными ранее материалами и исследованиями, источниками, и было аккумулировано в книге. При этом материал дан хронологически, с тем, чтобы было видно более явно повсеместный характер этого явления.

Вопрос: Каков масштаб белого террора в период Гражданской войны – он стоит внимания, действительно? Для нас создается образ, что если белый террор и был, то значительно меньше или «гуманней», чем «красный».

Илья Ратьковский: По поводу масштабов белого, да и красного террора, вопрос остается открытым. Можно только утверждать, что это было массовое явление. В книге приводится несколько примеров массовости белых репрессий. Казань, Самара, Харьков, Майкоп, Белая Глина и еще череда населенных пунктов фиксируют тысячные цифры. Таких «тысячников» было немало. При этом, как на белом юге, так и у Колчака. Любой террор не может быть гуманным.

Можно и должно в связи с этим согласиться с д.и.н. Ипполитовым, который писал: «Позволю себе заметить следующее: удивляет и возмущает, когда некоторые публицисты, надо полагать, в угоду политической конъюнктуре, начинают полемизировать на тему: «Чей террор был лучше, красный или белый?». И, как правило, склоняются к мысли, что белый был «гуманнее»! Прямо цинизм какой-то с элементами некрофилии». В этом плане можно привести и мнение историка Иванова: «Репрессии по отношению к мирному населению не могут характеризоваться оценочными категориями «лучше» или «хуже», чем по другую сторону фронта. Даже утрата единства государственности не дает права искусственно разделять страну на «своих» и «чужих», позволяя применять к последним любые карательные меры».

Жертвы «белочехов»

Вопрос: Вы затрагиваете и тему подавления коммунистической революции в Финляндии? Там действительно белыми было казнено более 8 тыс. красных пленных и в том числе 364 малолетние девочки? Правда ли, что этот опыт стал причиной ответного «красного террора»?

Илья Ратьковский: Да, так и было. Это данные прежде всего скандинавских историков. Понятно, что это учитывалось советским руководством. Уже в мае 1918 г. некоторые радикальные члены правительства ставили вопрос об ответном, превентивном красном терроре в России. Тогда против этого выступил Ленин. Позднее, через три месяца, системный красный террор будет введен, с учетом финского и более позднего чехословацкого террора лета 1918 г., с учетом актов индивидуального террора. Хотя причин было много. Шла гражданская война и происходил рост насилия с обеих сторон. Это был возрастающий процесс.

Вопрос: В начале 1918 г. вышел корниловский приказ «пленных не брать» — так был узаконен белый террор?

Илья Ратьковский: Приказ имел место. 11 января 1918 г. возобновляются бои на Таганрогском направлении между красными отрядами Сиверса и подразделениями Добровольческой армии. Войска Сиверса занимают Матвеев курган. Происходит резкое ужесточение с обеих сторон.

По свидетельству Павлова, вождь белого движения генерал Корнилов, выступая перед добровольцами-офицерами, сказал следующее: «…вы скоро будете посланы в бой. В этих боях вам придется быть беспощадными. Мы не можем брать пленных, и я даю вам приказ, очень жестокий: пленных не брать! Ответственность за этот приказ перед Богом и русским народом беру я на себя…». Схоже напутствовал перед отправкой на фронт офицеров Гвардейской роты и генерал Марков. «Имейте в виду, – говорил он, – враг чрезвычайно жестокий. Бейте его! Пленными перегружать наш тыл не надо!». Имеются свидетельства и более жестких директив этого периода генерала Корнилова. Так, согласно воспоминаниям Нестерович-Берг, генерал Корнилов заявлял следующее: «Пусть надо сжечь пол-России, залить кровью три четверти России, а все-таки надо спасать Россию. Все равно когда-нибудь большевики пропишут неслыханный террор не только офицерам и интеллигенции, но и рабочим, и крестьянам».

Генерал Корнилов считал террор в любой его форме действенным и эффективным оружием, утверждая, что без него в борьбе с большевиками не обойтись. Все это свидетельства представителей белого движения. Как справедливо указывал современный исследователь Булдаков: «Неудивительно, что находились и такие офицеры-добровольцы, которые считали, что для искоренения большевизма предстоит истребить всех рабочих старше 16 лет». Были и последствия этих приказов: уничтожение пленных, например, только в Гуково после боя было уничтожено 300 пленных. Отряд, который туда «пошел», Корнилов, согласно воспоминаниям опять-таки «белого» Суворина, напутствовал следующими словами: «Не берите мне этих негодяев в плен! Чем больше террора, тем больше будет с нами победы!». Таких примеров много. Практика этих военных расстрелов была перенесена белым движением и в более поздний период, когда белая государственность получит уже свою территорию, а белый террор свое государственное оформление.

Вопрос: Какую роль играли казаки в белом терроре? И можно ли к белому террору отнести выступление украинских самостийников?

Илья Ратьковский: Террор и красный и белый, помимо указанного выше содержания, имел и социальный характер. На тех территориях, где социальных конфликт был наиболее жестким, большим было и насилие. На казачьих территориях такой конфликт был: между казаками и крестьянами (иногородними), он вел к массовому насилию с обеих сторон. При этом, этот внутренний конфликт усиливался внешним фактором. Упрощая, одних поддержали красные, других белые. Поэтому и иногородние, и казаки заодно часто рубили их.

Рассматривая репрессии на украинских территориях, следует отметить, что большевики не делали разницы для белых и украинских самостийников. Для них это было одно явление: проявление антибольшевистского террора. Был красный террор в широком смысле, был белый (антибольшевистский) террор. Тем более, что часто во главе военных отрядов самостийников стояли те же офицеры царской армии.

Вопрос: Можно ли назвать значительным вклад интервентов в белый террор?

Илья Ратьковский: Однозначно. «Находились ли союзники в войне с Советской Россией? Разумеется, нет, но советских людей они убивали, как только те попадались им на глаза, на русской земле они оставались в качестве завоевателей, они снабжали оружием врагов советского правительства, они блокировали его порты, они топили его суда. Они горячо стремились к падению советского правительства и строили планы этого падения»,— утверждал Черчилль. Интервенты расстреливали, и, более того, подавали часто пример белым. Достаточно перечитать приведенный выше приказ Колчака.

Есть и обобщенные цифры жертв интервентов. Созданное в 1924 г. «Общество содействия жертвам интервенции» собрало к 1 июля 1927 г. свыше 1 млн 300 тыс. заявлений от советских граждан, зафиксировавших 111 тыс. 730 убийств и смертей, в том числе 71 тыс. 704 по сельскому и 40 тыс. 26 по городскому населению, ответственность по которым несли интервенты. Данные цифры, конечно, включают как боевые, так и небоевые потери. Однако сам массовый характер жертв отрицать нельзя.

Вопрос: Сегодня точка зрения на «красный террор» представлена не только эмигрантской и зарубежной литературой, но суть не меняется — в официальной историографии приняли эмигрантскую точку зрения, что террор для большевиков не был ответом на агрессию, а был сутью самой коммунистической идеологии. Так ли это?

Илья Ратьковский: Идеология играла свою роль, но это упрощение ситуации. Во-первых, можно посмотреть на практику расстрелов в Советской России: за первое полугодие 1918 г. ВЧК расстреляла около 200 человек, треть из них это уголовный элемент. Во-вторых, весной 1918 г. закрывались тюрьмы во многих губерниях. Не одна и не две. Была майская амнистия 1918 г. Уже это показывает неоднозначность репрессивной практики советской власти в этот период.

Во-вторых, есть конкретные примеры именно ответной практики белых репрессий. Так, 4 (22 марта) апреля 1918 г. казаки станицы Нежинской во главе с войсковым старшиной Лукиным и полковником Корчаковым совершили ночной набег на оренбургский горсовет, находившийся в бывшем юнкерском училище, где предприняли попытку полностью вырезать весь горсовет. Казаки рубили спящих, не успевших подняться с постели людей, не оказывавших сопротивления. Рубили всех подряд, вместе с женщинами и детьми (семьи работников горсовета) — всего погибло 129 человек. Среди погибших были шесть детей и несколько женщин. Детские трупы были изрублены пополам, убитые женщины лежали с вырезанными грудями и вспоротыми животами. Характерно, что за день до набега, 3 апреля 1918 г., в селе Сакмарском ими же будут расстреляны казаки Правдин и Свинцов, отказавшиеся участвовать в нападении на красный Оренбург.

После этих оренбургских событий последовали ответные меры. При этом без особого разбора виновности отдельных станиц и казаков.

Вопрос: Как Вы относитесь к тому, что сегодня авторов белого террора восхваляют, как героев – доска Колчаку, про Врангеля снимают фильмы в патетическом стиле? Нужны народу такие герои? И если им ставят памятники, то почему про красных командиров вспоминать к ночи боятся?

Илья Ратьковский: На мой взгляд, это информационный повод для меньшего освещения актуальных социальных проблем. В Санкт-Петербурге такие поводы возникают очень часто. Кроме того, это своеобразный мониторинг настроений в обществе.

Например, ранее выносился часто на обсуждение вопрос о восстановлении памятника Дзержинскому в Москве. Феликс Эдмундович был известен как борец с коррупцией. Вполне возможно, что власти прощупывали население на готовность принять те или иные идеи, например, вести если не репрессивную внутреннюю политику, то более жесткую по отношению к коррупционерам. Отчасти это и реализуется

. Для чего нужны белые памятники? Возможно, для создания иллюзии единого государства в свете угрозы «цветной революции». Возможно и иное. Такие акции хорошо отслеживают протестный элемент.

Вопрос: Да и художественные фильмы, начиная с «Адмирала», рисуют образ святых апостолов белого движения. Вы своей книгой низвергаете образ «святых» – идете вразрез с «модой» и идеологией любви к монархизму. Для чего?

Илья Ратьковский: Я не стремился низвергать или «очернить». Главным для себя считал создание общей картины трагедии народа в период гражданской войны. Я писал про красный террор, а сейчас вышла книга про белый террор. Возможно, ее издание станет толчком к обсуждению проблемы насилия в этот период, созданию более целостной и правдивой картины. Террор, вне зависимости от цветов, явление отрицательное.

Вопрос: Сегодня в годовщину Великой Октябрьской революции власть говорит о примирении между белыми и красными, но даже одна книга о белом терроре вызывает истерику у оппонентов, что показывает – к миру они не готовы. Как Вы считаете, может ли сегодня, спустя сто лет, наступить идеологические перемирие?

Илья Ратьковский: Заявление — это одно. Конкретные действия — другое. Возможно, что 2017 г. станет основой для научного и общественного обсуждения ключевых проблем нашей истории. Выработки целостной картины истории. Хотелось бы верить…