В то время, как в России все никак не завершится процесс информационного и культурного размежевания эпох и ценностей, на Западе уже расставляются все точки над i в отношении победителей и побежденных. Понемногу распадается само непреложное материалистическое видение реальности, складывавшееся в эпоху после Реформации и до середины прошлого века. Снижается иерархичность и последовательность образования, а следовательно, и его ценность, разрушаются институты.

Происходящее у нас сейчас «укрупнение» институтов социальных услуг — не сильно искаженное эхо того, что происходило в Америке в 80-е годы.

Когда в 90-е годы материалистически настроенные массы внезапно повернулись к Церкви, это было не столько духовное возрождение, сколько культурный протест против идеологии, ассоциировавшейся с государством. В результате, когда Збигнев Бжезинский заявил несколько лет назад, что главный враг, который у них (Соединенных Штатов) остался — это Русская Православная Церковь, никто не насторожился. Не Россия как государство: с политиками всегда можно договориться о том, какой будет эта новая не Реформационная и уже не перестроечная реальность, а именно Церковь. Именно институты Традиции мешают созданию человека новой эпохи, и именно они больше всего всегда страдали от гонений под властью западных материалистических учений.

И в нашем стане, и на территории противника предпринимаются попытки создать личность нового типа. Для наступательной тактики Нового Мирового Порядка нужен неутомимый работник, готовый работать на износ — материалистичный, циничный, безэмоциональный (покуда эмоции не становятся рычагом мотивации к работе), не отягощённый ни семьей, ни личными, ни тем более духовными делами и мыслями. Это ультраквалифицированный карьерист, ассоциирующий себя исключительно со своей профессией и собственными достижениями в ней.

В случае проигрыша, неспособности, непригодности или болезни такой человек запросто утилизируется — выбрасывается из своего поля работы, из общества, не получает возможности реализоваться далее и просто убирается со сцены всем известным способом. Общество как категория в конструкте «власть — подчиненные», состоящем из таких людей, просто упраздняется. Не нужны ни социальные лифты, ни соцзащита, ни соцуслуги, ни, тем более, мораль. Взаимодействие с властью строится по принципу «нужен — не нужен».

Наше же государство, имея шанс воспользоваться историческим опытом, обладает возможностью строить общество, исходя из совершенно других установок. Если метафизический символ государства всё ещё актуален (а это единственный шанс не быть брошенными под колеса локомотива Нового Мирового Порядка), следует обратиться к метафизике наиболее близкой нам традиции — Православия. Следует учитывать, что тот, кто остался в материалистической концепции идеологии СССР, в наше время уже рискует растерять все предпосылки к оправданию своего положения в обществе: право человека на самоопределение не уважают ни наши враги, ни союзники. Поэтому вместе с новой антропологией рождается совершенно новая реальность, идет столкновение принципиально иных, свободных от предпосылок материализма (пусть даже и диалектического), сил.

С другой стороны, не существует ни одного предмета, рождение которого не было бы обусловлено социокультурными предпосылками. Накладывая историю этого предмета, дисциплины, науки на предполагаемую Традицией антропологию, мы можем найти новый подход к образованию, к познанию мира. Таким образом, дисциплина или наука не будут выпадать из контекста общества, оставаясь тесно связанными с человеком и метафизикой Бытия.

Во вторую очередь самостоятельный исторический опыт может решить многие морально-этические вопросы, пересматриваемые нашими противниками. Так мы сможем наметить четкие ориентиры воспитания следующего поколения. Такие же ориентиры будут использоваться при иерархизации материалов и наук в образовании: в руки к не готовым морально и нравственно людям никогда не попадут книги, несущие сомнения и тем более растлевающие дух. Здесь можно вспомнить предложение Константина Леонтьева не издавать бессодержательные, бесхарактерные книги, тогда как умные и опасные издавать небольшим тиражом для того, чтобы подготовленные читатели могли работать с ними. Уместно привести и слова Владимира Карпца об «искушении мудростью» из курса лекций о социологии Православия.

Таким образом, образование (наряду с которым идет и воспитание человека в духовном плане) будет делиться на ступени, школы, институты и пр., но ключевым обобщающим звеном будет Традиция, дающая силы встретить любой чужеродный концепт не как должное или как данность, но как потенциально разрушительную конструкцию. Унифицировать образование (а именно оно является основой жизнеспособности государства и преемства Традиции) смысла нет — все заведения, как частные, так и государственные, могут сохранить свой изначальный дисциплинарный уклон, но каждая программа будет выверяться по определенному стандарту контекстов. Если мы это сделаем, я надеюсь, мы больше никогда не услышим ни от кого, что «нам нужна национальная идея» или, того хуже, что «у нашего государства нет идеологии».

_{Источник: http://evrazia.org/article/2789}