Новость о том, что американский президент снялся для обложки ЛГБТ-журнала, вызвала обширную полемику. Достаточно разноплановую по своей направленности. Геи называют Обаму союзником, героем и иконой. Политические противники — припоминают беременность его несовершеннолетней дочери. Среди прочих точек зрения в комментариях есть и такая: Мировая Закулиса сознательно разрушает современную Европу и современную Христианскую Цивилизацию.

Из всех перечисленных, последнее мнение, пожалуй, наиболее близко к истине. Разве что дело не в каких-то тайных силах, правящих миром из скрытых замков. Разрушение фундаментальных основ западного общества есть следствие куда более простых и очевидных процессов. Если долго и старательно пилить сук, на котором сидишь, то рано или поздно он рухнет.

Дело не в том, кто с кем спит или какие сексуальные игры предпочитает. Дело даже не в том, как к этим личным предпочтениям относится общество в целом. Корень проблемы находится гораздо глубже. Любой человек одновременно является индивидуалистом и коллективистом. Он хочет есть вне зависимости от степени сытости соседей. В то же время, он нуждается в обществе себе подобных для обеспечения элементарной безопасности. Общество состоит из людей, потому наследует это противоречивое качество.

Долгое время мир существовал на основе баланса между индивидуальным и общественным. Причем баланс поддерживался не столько сознательностью, сколько неспособностью одиночки выжить в мире индивидуально. Любой человек, социальная группа или даже государство, в котором индивидуализм брал верх над конформизмом, быстро вымирали. От голода. От болезней. От внешней агрессии. Конечно, история знает и примеры успешных одиночек, но лишь потому, что за весь период существования человечества их насчитывались единицы. Во всех остальных случаях залогом выживания являлось объединение в коллектив. Семью. Род. Клан. Народ. Государство.

Однако достижения современных технологий зависимость индивида от группы понизили. Вместо четких наследуемых категорий основное место заняло понятие общества. Народ это общность, основанная на осознании связей родства. Не обязательно кровного, но родства культуры, морали, этики, представлений о добре и зле, происхождения из одного корня. Общество же это… просто толпа, сборище случайных людей. Например, жители одного огромного города. Так получилось, что коль они в одних стенах собрались, то надо как-то между собой уживаться.

Уже в конце XIX — начале ХХ века стало складываться ощущение о том, что общество отдельному человеку мешает больше, чем приносит пользы. Зачем подчиняться каким-то там законам, если они ущемляют индивидуализм личности? Почему Я должно непременно быть КАК ВСЕ? Нонконформизм быстро привел общество к системному кризису, обернувшемуся развалом всех привычных социальных механизмов.

В частности, к замене традиционной модели очевидной социальной иерархии (чаще всего выражавшихся в сословном делении) якобы прогрессивной демократией. В которой общество как бы сохраняется, но роль и место индивидуализма резко увеличивается. Предполагалось, что высокоразвитые и образованные индивидуалисты вполне в состоянии сознательно организовать между собой разумное добровольное рациональное социальное взаимодействие, что и является обществом, как таковым.

Нельзя сказать, что кризис традиционной сословной системы конформизма возник на ровном месте. Однако на практике оказалось, что разумность индивидуализма тоже чрезмерно преувеличена. Старые устои он крушит с радостью, а вот новые, в масштабах общества, создавать не спешит. Зачем себя ограничивать, если можно этого не делать? Идея индивидуализма основывается на постулате условности обязательств. Обязательства исполняются только пока это приносит ему осязаемые личные выгоды. Как только выгоды заканчиваются, индивид вправе отказаться их исполнять.

Так незаметно принцип — та заботишься об обществе, общество заботится о тебе — заменился на инфантильное — общество должно мне. Состав и объем долга каждый индивидуал формулировал для себя сам. Практически всегда долг общества перед отдельным человеком оказывался на много больше долга человека перед обществом. Баланс между личным и общественным оказался нарушен. Точка равновесия сместилась в сторону нонконформизма и вообще перестала обеспечивать равновесие.

Всплеск тоталитарных идей в начале ХХ века был последней попыткой конформизма вернуть баланс между личным и общественным к какому-то стабильному равновесному положению. Он имел разные формы. Коммунизм. Фашизм. Нацизм. Это совершенно не значит, что все варианты между собой одинаковы. Каждый способ основывался на принципиально разных принципах и ценностях. Однако в части базового вопроса все они предполагали безусловное превосходство общественного над личным. Превосходство ровно в той степени, чтобы компенсировать достижения технологий в области безопасности и комфортности жизни.

Это в древности одиночка не мог выжить в природе. В современном мире его защищает полиция, санэпидемслужба и система здравоохранения. Еда не добывается, а покупается в магазине. Кто-то прокладывает дороги и организовывает авиарейсы, водит поезда и следит за исправностью метро. Одиночка тут выступает только потребителем. От того необходимость объединения в группу стало не очевидным. Эта неочевидность и компенсировалась принуждением. В широком смысле, от единственно правильных взглядов на устройство мира, формируемых идеологией, до уголовного наказания каждого, кто эти правила соблюдать отказывается.

Так как впоследствии, все эти системы оказались проигравшими, то вместе с водой оказался выплеснут и ребенок. Нацизм и фашизм привел к мировой войне, обернувшейся гибелью пятидесяти миллионов человек и чудовищным масштабом материальных разрушений. Их победили и торжественно признали ошибочными. Коммунизм продержался дольше, но в конечном итоге тоже сошел с дистанции.

Можно долго спорить о конкретных причинах, однако сути дела это уже не меняет. Из всех моделей общества в победителях остался капитализм. Причем основанный прежде всего на идее превосходства индивидуального над общественным. Однозначно плохими были заклеймены не только конкретные формы, но и сама идея необходимости конформизма как такового. Быть «как все» стало признаком ущербности, в то время как отличаться от всех стало доказательством превосходства над окружающими. Даже такими способами как прибивание собственной мошонки гвоздями к мостовой.

Так идея преимущества частного над общим, индивидуализма над общественным приобрела окончательный вид и начала тихо крушить понятийный фундамент общества. Крушить не потому, что к тому подталкивали тайные силы. Просто общество сознательных индивидуалистов не может существовать в принципе. Это как газ, который остается газом только пока существует преграда, не позволяющая ему разлетаться до бесконечности. Любой газ всегда стремится занять максимально доступный объем. Это фундаментальный закон природы. Если объем оказывается значительно больше количества газа, то в какой-то момент газ перестает существовать как общность и распадется на отдельные атомы, как это имеет место быть с газами в космосе. Пока есть что-то удерживающее, что угодно, например, гравитация планеты, газ существует. Как только удержание исчезает — улетучивается и сам газ.

Точно тот же процесс наблюдался после окончания Второй Мировой Войны. Сначала меньшинства, чтобы к ним прислушались, должны были доказать, что они составляют существенно значимую долю всего общества. Треть. Четверть. Хотя бы пятую часть. Потом стало достаточно показать себя просто значимой частью общества. Хотя бы за счет массовых публичных мероприятий. А теперь достаточно просто заявить — Я ЕСТЬ! И все. И плевать, что этот Я может быть вообще единственным. Общество все равно обязано подвинуться. Пусть даже это приведет к ущемлению абсолютно большинства.

А так как общество организовано не так, как народ, то его расслоение на отдельные категории стало лишь вопросом времени. Этот процесс ускорила западная модель политического механизма, все еще основанная на принципе представительской демократии. Я такой же, как вы. Голосуйте за меня и я буду представлять ваши интересы везде, где они того потребуют. Этот призыв в первую очередь обращается к наиболее активным слоям и группам. Именно активным, так как о степени размера конкретной социальной группы сегодня судят в первую очередь по масштабу ее информационной активности в СМИ. Кто громче кричит того и больше.

Не удивительно, что политики, желающие сделать, или продолжить, свою политическую карьеру, стремятся прикинуться своими для наиболее громко кричащих социальных групп. А кто сегодня самые громкие? Самозваные экологи, борцы за гражданские права, и ЛГБТ-сообщество. Только экологи уже наскучили, а групп, за права которых сегодня борются правозащитники как блох на барбоске, потому те и эти свою шумность потеряли. А у геев с лесбиянками сейчас как раз пик социальных успехов. От того солидарность с ними и стремится выразить американский президент.

В общем, все это закономерно и без всяких конспирологических теорий про тайные общества. Другой вопрос, что это не борьба американского общества с внешними угрозами за свое выживание, это уже борьба одних групп внутри него против всей остальной части того же общества. Речь идет уже об игре с нулевой суммой, где победа одних достигается только за счет поражения других. Победителям только кажется, что с каждой победой они становятся больше, важнее, значительнее и могущественнее. В реальности все происходит с точностью до наоборот.

Если раньше сила Запада являлась суммой всех в него входящих народов, государств и социальных групп, то теперь она все больше скатывается к размеру возможностей победившей отдельной группы. И чем меньше группа, тем мельче ее реальные возможности.

Причем, этот процесс сокращения масштаба победителя ведет к тому, что на следующем этапе борьбу за свои особые права, пусть даже прямо в ущерб всем остальным, начинают все меньшие и меньшие индивидуальности. Тем самым лишь усугубляя распад общества и всей Западной Цивилизации на бесконечное множество мелких социумов, себя с ней вообще никак не ассоциирующих, потому ради ее сохранения как-либо напрягаться не желающих.

Заканчивается этот процесс всегда одинаково. В конечном счете правым становится тот, у кого есть автомат и кто готов не задумываясь пускать его в ход по любому поводу. Правда, к этому моменту уже не остается ни демократии, ни прав, ни сообществ. Миром начинают править банды. До тех пор, пока не придет какая-нибудь внешняя сила, которая сметет весь этот мусор с доски и начнет строить новый мир по своим законам.

_{Источник: http://cont.ws/post/146149}