Немецкое командование: Убивай всякого русского. Часть 2

Немецкое командование: «Убивай всякого русского». Часть 2Имя Сталина в сочинениях встречается гораздо реже, чем упоминания о Красной армии. При этом дети называют его не иначе как «учитель, вождь и освободитель товарищ Сталин». Образы «любимой», «доблестной» Красной армии и красноармейцев в условиях только что ликвидированной угрозы порабощения были для подростков середины 1940-х годов намного актуальнее, чем культовые образы вождей.

Что касается сочинений учителей, то они стилистически более грамотны, чем сочинения школьников. Литературный уровень текстов гораздо выше. Это видно, например, по тому, как завершила свое сочинение одна из учительниц школы № 3: «Они пришли и принесли с собой горе, плен, рабство, смерть и нищету. Они уходят и оставляют за собой разорение, уничтожение культуры и всего того, что дорого советскому человеку».

Сочинение другой учительницы построено в виде дневниковых записей, каждая из которых относится к какой-то ключевой дате. Наибольший интерес представляет описание «нового порядка» фашистов в Таганроге. Запись от 17 октября 1941 года (начало оккупации Таганрога): «Новый порядок» воцарился и у нас». Запись, сделанная в феврале 1943 года (победа под Сталинградом): «Новый порядок» задерживается у нас». И, наконец, запись от 30 августа 1943 года (освобождение Таганрога): «Новый порядок» рухнул, выброшен из родного города».

Немецкое командование: «Убивай всякого русского». Часть 2

В некоторых сочинениях школьников есть зачеркивания красным карандашом. В основном это правки слов, но иногда зачеркнуты целые предложения. Так, например, зачеркнуты два описания случаев предательства. Первое из них — это предательство одним из подпольщиков своих товарищей. Он на допросе все рассказал немцам и просил других подпольщиков последовать его примеру.

Второй случай — выдача соседом отца одной из учениц, члена партии. Также, например, зачеркнут фрагмент, упоминавшийся ранее, о перевесе противника в первые дни войны. Очевидно, что учителя вычеркивали из сочинений те моменты, которые, как они считали, не следовало упоминать. Присутствуют и другие правки. Так, во многих сочинениях слово «русский» заменялось на «советский», в некоторых местах «партизаны» — на «подпольщики», и наоборот, в зависимости от контекста описываемых событий. Свою роль играла и личная самоцензура школьников. Ни один из учащихся не отозвался положительно о немцах или отрицательно о Красной армии. Все писали, как они ждали освобождения, все чувствовали радость тогда, когда это, наконец, случилось, называли оккупацию «временной».

Немецкое командование: «Убивай всякого русского». Часть 2

Школьники благодарили Сталина и славили Красную армию. Многие сочинения пропитаны злобой и ненавистью по отношению к захватчикам, включают фразы «мы отомстим».

Таким образом, несмотря на свою идеологическую составляющую, школьные сочинения передают дух советского времени. Они дают возможность эмоционально пережить то время, увидеть войну глазами детей, понять, что они чувствовали в первые месяцы после освобождения. Практически постоянное пребывание в состоянии опасности, массовые разрушения, гибель товарищей и родных несли в себе негативное воздействие на психику, война и после окончания, как отмечает историк В.А. Агеева, «продолжала влиять на школьную повседневность». Однако жизнь перестала быть наполненной только лишениями и испытаниями, восприниматься подростками только в серых и черных тонах. Человек стремится вытеснить из памяти негативные переживания и опыт, ему свойственна концентрация на позитивных моментах жизни, приносящих небольшие житейские радости.

Немецкое командование: «Убивай всякого русского». Часть 2

Воспоминания жителей

Сегодня всё большее значение приобретает изучение поведенческих стратегий и модели восприятия реальности советскими людьми, пережившими немецко-фашистскую оккупацию. Воспоминания людей, переживших немецко-фашистскую оккупацию во время Великой Отечественной войны очень глубокие, яркие и зачастую болезненные. Они были порождены сильным страхом, подавленностью, гневом и не стираются у очевидцев даже спустя многие десятилетия. Свидетелям оккупации, время которой пришлось на их детство и юность, запоминалось не все подряд в равной степени. На основании анализа устных исторических материалов из экспедиций в Кореновский и Горячеключевской районы Краснодарского края представляется возможным выделить наиболее значимые моменты.

Немецкое командование: «Убивай всякого русского». Часть 2

После войны нередко говорили, что кровавые события предвещались сверхъестественными знамениями, что свидетельствует о живости в народном сознании и во второй половине XX века традиционных представлений, известных с доиндустриального периода: «Ни, просто вот тут (на небе) месяц, и тут солдат, и тут солдат (с двух сторон). Просто настоящи, выдно, ружё так, мужикы. А с мэнэ смиюца, ка: «Шо ты выдумала?» Прышла старуха одна: «Да, правда, шо-то такэ буде». А молодижь наша: «О-о всяки тыньки-миньки придумывают». Она: «Ну ничё, бисовы неверы, побачитэ»; «Перед 1941 годом небо красное было сильно, молнии махали».

Немецкое командование: «Убивай всякого русского». Часть 2

Еще до оккупации военные тяготы давали знать о себе. Женщинам пришлось много работать. Они и подростки заменили ушедших на войну колхозников: «Я цэ хорошо помню, шо утром встал, и объявляют. Тогда были ти, радио. И вот объявляют: война. Я в правление пришёл, в колхоз. Меня на коня поставили. Сил и ездил по бригадам объявлял всем, шо началась война. Сзывают домой всех людэй с работы. Сошлись сюда. Был председатель колхоза. Сказал, шо началась мобилизация. И начали мужикив брать на фронт. В общем, осталысь одни женщины. И мы, пацаны-подросткы».

К новым обязанностям добавился и резкий рост налогов, трудности со снабжением: «Ну, когда война началась, мы ещё как-то ходили. А когда стали накладывать большие налоги по мясу, молоку. Нам всё это пришлось как бы в налоговую отнести. Пришли, описали. Открыли старый сундук, а там ещё кое-что лежит. Ну, естественно роптать поздно. Надо было, значит надо. Была война. Значит надо. Прости, Господи». Всё это сопровождалось ускоренным взрослением подростков.

Вступление оккупантов в кубанскую станицу производило жуткое впечатление. Его ждали с ужасом. В формировании заранее негативного образа немца сыграли свою роль и официальная пропаганда, и рассказы отступавших советских солдат, и письма с фронта. Особое психологическое воздействие оказывало обилие военной техники, которая издавала громкие и резкие звуки, пугала станичников. Особенно запомнились передовые мотоциклетные разъезды. Всё это «расчеловечивало» немцев, придавало им черты опасных машин, а не людей.

«Ехали на танках, мотоциклах. Гнали они румынов и над ними издевались. Грязь была страшная, а они им приказывали: «Лечь, встать, лечь, встать», в эту грязь».

«Пришли немцы — мне было двенадцать лет. Я хорошо запомнил. Пришли в июле месяце, уборка была как раз, пыляка. Они прыехали на мотоциклах сюда. А пацаны ж. На встречу смотрели на их. Як на чертей. Они грубые были. В оккупации прожил з июля месяца по февраль месяц, сорок трэтий год. В сорок втором году зашли немцы».

Под воздействием длительных непосредственных контактов с оккупантами их восприятие переставало быть клишированным. Становились видны их человеческие качества, индивидуальные особенности: «(А в доме у вас не жили немцы?) Жил. Жил немец. (Не трогал?) Нет. Это немец был высокий чин. У него автомобиль. Охранники стояли на каждом углу. Офицер был. Он чисто немец. Аккуратный был. Я бы даже сказал, что действительно немцы не все плохие».

Но память о немецком терроре всё же более распространена: «Немцы летом пришли. В августе. В Платнировке больших нэ было зверств. Тока понапывалыся. Возле базара я тада жила. А его мать жила здесь же. Немец пьяный приходыл. Направлялы до их это. Старуху убыл. Корову убыл».

— А что тогда было в Имеретинке? Во время оккупации?

— У нас, например, двух наших партизан, председателей колхозов, Матвиенко и Конотопченко. А так больше никого не убыли. Я не знаю. Тада ж выгоняли всих на показное повешение. Это устрашающая акция. Немцы сделали такие гадости, что надо было не мирыться. Сколько положили людей. Каких людей уничтожили! Рабочую силу.

Особое место в памяти станичников нашлось и для союзников немцев — румын, словаков. Их считали более развязными, вороватыми, склонными к мародерству. Но в то же время менее страшными. В большей степени это относилось именно к румынам.

— Румыны были, венгры?

— Были. Они боялись. Они такие квёлые были. Пораспускают, понавешают соплей и ходят. Холодно было, январь. А когда пришли немцы, там много украинцев было. Наших с ими. Где им понравится, там они выбирають квартиры и спять. У нас ночь переночували. Ушли от нас. Мы бедненько жили. Мама одна, нас трое. Пошикарнее где дома. Тогда дома были старинни».

«С хаты выгнали, румыны поселились. И немцы, и румыны были. Румыны. Курям головы поодризалы, кабанчику одризалы голову. Тэ всэ пойилы. А нас выгналы с хаты. Улей був у нас. Воны пчёл вытрусылы, мэд забралы, поилы. По соседству стояли немцы». Румыны «ны ругалыся, ны былыся, мамку воны ны трогалы». Когда румыны стояли, «конив у зал завылы». «У зал, спальню, а сами в других комнатах».

— А к девушкам не приставали? Почему?

— Постарше приставалы. Девчата ж пряталысь где кто, сидэли. Приставалы. Всё было. Девчата стоят. Прибигалы. Не знаю как. Досталося.

«Немцы были. Чехословакия стояла. Чехи ж были. Сразу немцы, потом румыны, а потом чехи. И стали. В амбаре завели пекарню. Хлеб пекли и на фронт отправляли. Работали кое-кто тут в амбарах у них. А та работ не было никаких. В амбарах пекарня была. Там при немцах подворье было. Чехословакии на квартире стояли. Хлеб просили. Принесут мешок. Свиней понатягали. В сарай. Шесть штук. Принесуть мешок хлеба и высыплють. «Мамка, водичка нальёшь». И нам хлеб давали. И свиней кормить. Резали этих свиней, забивали. Приезжала машина. Режуть и забирають на фронт. Чехословаки — они хорошие люди. Хорошие. А первые немцы! Те топтали заборы. Пришли, пополомали. Хатёнки какие поразрушили. Потом пришли после немцев румыны. А потом чехи пришли. Уже порядок стал. Тишина, хорошо было.

— А румыны что делали?

— Румыны ничего не делали. Готовили они продукцию. Хлеб пекли, мясо.

— Были. А у нас не немцы, говорили, шо словаки. И венгерские люди. И словакы. Были, были. В станице были.

— А словаки население не обижали?

— Обижали. Забирали. Тёлочку выкормил — придут заберут. Телка забирают. Чё там не обижали? Обижали! Идёт словак. Кричит: «Мамко! Давай яйца, курки, молоко!»

Как видно, в глазах очевидцев сложился образ словаков как своеобразных солдат Швейков, не агрессивных и даже дружелюбных, но не упускающих возможности «урвать» мирских благ.

Немецкое командование: «Убивай всякого русского». Часть 2

Так называемых полицаев, полицейских из местных жителей, при немецкой оккупационной администрации старожилы кубанских станиц вспоминают в целом со страхом и омерзением. Они постоянно повторяют, что от полицаев было больше вреда мирным жителям, чем от самих немцев. Именно с ними происходили основные конфликты периода оккупации. В народном сознании полицаи стали воплощением всего того зла, что принесла оккупация

— А вообще они местных обижали сильно?

— Обижалы. А как же.

— Расстреливали?

— Представь, шо немец сам, немец, он не трогал. Он настраивал против нас полицаёв. У него полицаи.

— А расстрелы были в станице?

— У нас не было. Может, увозили куда, но у нас в станице я не помню, шоб стрэляли. Бить били. Тут по нашей улице был совет на углу. Вото положуть — он порет плётками. И женщин, и мужчин. За неподчинение. А неподчинение шо — не хотят на работу». «Полицаи были в войну. Обязательно. Я ж дежурил у этих у полицаёв. Ну и постреляли. Красные пришли — постреляли».

Не всегда очевидцы подчеркивали грозность и жестокость полицаев, опасность, исходившую от них. Иногда рассказчики делают акцент как раз на социальную ущербность, возрастную незрелость. Полицаи маркируются как «несчастные люди». Тем более что молодежь и подростки были одними из главных объектов всевозможных гитлеровских «мобилизаций» и агитационной обработки.

— А как себя вели полицаи?

— Чтоб очень сурово, я бы не сказала. Один даже прощения просил, скрывался у нас. Инвалид у нас. А брат так и ушёл за немцами. Молодой.

Очевидцы отмечают, что перед отступлением немцы и их союзники были уже совсем другими. Они поняли, что на Кубани им не удалось закрепиться, поэтому стали гораздо более жестокими и развязными. Оккупанты целенаправленно уничтожали ценное имущество и постройки.

По мнению Татьяны Зеленской, обращение к народной памяти призвано не только сохранить всю эклектику ушедших дней, но и приблизить прошлое к современному человеку, в руках которого будущее нашей страны. Архивные документы позволяют наполнить историю войны ее человеческим восприятием, понять всю пестроту и неоднозначность военных реалий в сознании обычного человека военного времени — ребенка, солдата, свидетеля оккупации, узника концлагеря.

Многие жители нашли подтверждение созданному пропагандой отрицательному образу врага в личных столкновениях с оккупантами. В результате ненависть и жажда мести становились основными чувствами в отношении к немцам. Евгений Кринко указывает: «Представления советских граждан о немцах серьезно изменились во время войны. Ненависть к врагу, пережитые тяжести военного времени, гибель родных и близких — все это не могло не сказываться и после освобождения советской территории. Немец сохранял свою враждебность даже тогда, когда не представлял прямой угрозы». В результате войны и оккупации в сознании сформировался крайне негативный образ немца. Немец стал символом зла: «гитлеровские разбойники», «гитлеровские банды», «Изверги, душегубы, палачи людей!», «С первого же дня немцы, как голодные волки, стали грабить», «Ни часу работы для блага немцев».

Источник: https://topwar.ru/98460-nemeckoe-komandovanie-ubivay-vsyakogo-russkogo-chast-2.html