Правление Хрущёва было временем невиданной ни до, ни после либерализации уголовной системы и мест наказаний. Однако значительная часть простых людей требовала от власти, наоборот, ужесточить отношение к преступникам. По стране тогда прокатились бунты и самосуды, на которых линчевали подозреваемых. Самые мощные из них – в 1957-м в Сталинграде и в 1960-м – в Челябинске.
В 1953-1959 годах из тюрем и лагерей в СССР через несколько амнистий и персональных рассмотрения дел были выпущены около 4 млн. заключённых (из них политических было только около 1 млн. человек). Одновременно такое освобождение зэков сопровождалось чрезвычайной либерализацией пеницитарной и уголовной систем, которая не снилась и современной России. Были созданы общественные комиссии за надзором жизни заключённых, в Верховных Советах республик работали постоянные комиссии по правам заключённых, снова, как в 1920-е – в начале 1930-х для зэков была введена система зачётов, позволявшая сократить срок заключения в 2-3 раза (10-летний срок при ударном труде и хорошем поведении можно было пройти за 4 года). Наконец, за мелкие уголовные преступления, за которые при Сталине людям дали бы 1-3 года заключения (кражи, угоны машин, нетяжкие телесные повреждения и т.п.), применялось освобождение под поруки: так, в 1960 году 34% таких дел были переданы в товарищеские суды или этих людей отдали на перевоспитание трудовым коллективам.
Но освобождение такой массы заключённых имело и обратный эффект – резкий рост преступности, особенно тяжкой. К примеру, со времени последней амнистии в первой половине 1960 года в сравнении с первой половиной 1959 года тяжких телесных повреждений было на 31,2% больше, а число краж выросло на 36%.Причём 42%преступлений совершили уже побывавшие за решёткой, а ещё 17% – вышедшие по августовской амнистии 1959 года (т.е. в общей сложности почти 2/3 преступлений совершили рецидивисты). Некоторые города в прямом смысле слова попали под власть бандитов, когда даже милиция боялась ходить по ночам по улицам.
В органы власти полетели десятки тысяч писем возмущённых советских граждан, требовавших ужесточения наказания преступникам. Однако высшие должностные лица через печать и на публичных выступлениях выступали за дальнейшую либерализацию в стране, а преступников, говорили они, надо стараться перевоспитывать, а не наказывать. Между тем, в тех городах, где ситуация выходила из-под контроля милиции, прокуратуры и судов, простые люди начали вершить самосуд сами. Мы расскажем о двух таких случаях.
Случай первый. 6 июля 1957 года человек по фамилии Шиянов, некогда руководитель местной ПВО, а теперь отставник, увидел в своём саду постороннего и выстрелил в него из охотничьего ружья. Вскоре последовал арест за убийство несовершеннолетнего, но когда дело дошло до суда, Шиянова приговорили лишь к 1 году колонии. Даже с учётом тенденции власти к небольшим срокам заключения, это было слишком мягкое наказание. Присутствовавшие на суде родные и близкие убитого подростка пришли в ярость и восьмерых из них вывели из зала суда за нарушение порядка. Однако они не разошлись по домам, а собрались неподалёку от суда, и вскоре к ним начали присоединяться другие люди.
Ближе к вечеру ряды собравшихся пополнили рабочие окрестных заводов, и число недовольных приблизилось к тысяче человек. Милиция была наготове, но не смогла разогнать толпу, откуда уже звучали призывы к «суду народа» и расправе над Шияновым. Порядок не восстановился даже после прибытия секретаря райкомы и городского прокурора. Всё это время конвой боялся выводить Шиянова из зала суда.
Согласно докладу милиции, «около 21 часа значительное число граждан, часть которых была в нетрезвом виде, бросая камни в работников милиции, прорвались к зданию суда, выломали двери и, проникнув в помещение суда, бросились на поиски Шиянова. Конвой внутри здания разбежался. Сам Шиянов попытался бежать, выпрыгнув из окна, но был схвачен толпой. Около двухсот человек забили его камнями до смерти. Затем неустановленные лицо отволокли тело Шиянова на пустырь и сожгли на костре».
Самое интересное, что никто за убийство Шиянова наказан не был. Во избежание ещё более мощных беспорядков в Сталинграде следствие и прокуратура в течение полугода вели дело «в отношении неустановленных лиц» и, не найдя их, закрыли его.
Второй случай. Инцидент произошёл в Железнодорожном районе Челябинска. В понедельник, 8 августа 1960 года, группа местных жителей задержала В.И.Немытова и заперла его в квартире одного рабочего. Ярость людей была понятна: имевший несколько судимостей Немытов накануне изнасиловал 4-летнюю девочку. Искала насильника не милиция, а несколько сотен рабочих.
Дальше случился неожиданный поворот: собравшиеся отказались выдать его милиции, а решили провести самосуд, а потом публично казнить на улице. Согласно подписанному первым секретарём обкома Н.В.Лаптевым докладу, «это требование мотивировалось неверием в приговоры, выносимые судом в подобных случаях».
К вечеру толпа из «рабочих и домохозяек» выросла до 2 тысяч человек. Кто-то решил проникнуть в квартиру, где содержался Немытов – полезли на крышу, карабкались по стене дома. Милиция с помощью выстрелов вверх смогла остановить толпу, и насильника под конвоем из более чем двухсот силовиков удалось вывести из дома. Толпа же пошла на железную дорогу громить заброшенные вагоны, в которых жили бродяги и прочие асоциальные элементы, не нашедшие себе места после амнистии.
Лаптев представил в ЦК партии собственный взгляд на случившееся:
«Во время беседы с рабочими и домохозяйками мне было высказано много замечаний, в которых выражалось недовольство либеральными решениями судов в отношении социально опасных преступников, особенно убийц и насильников. Говорилось при этом, что применением смягчённых наказаний создаётся возможность досрочного освобождения особо опасных преступников из мест заключения, после чего они часто вновь совершают ещё более тяжкие преступления. При этом приводилась конкретная ссылка на дело Уткина, который в 1954 году был осуждён к 10 годам за изнасилование и убийство женщины, но был досрочно, через 4 года за примерное поведение в лагере освобождён. После этого в 1958 году он совершил ещё ряд тяжких преступлений. Меня трудящиеся просили передать их мнение ЦК партии, а также просьбу о более суровом и беспощадном наказании убийц, насильников, отравляющих жизнь честных тружеников».
Эти случаи самосуда и требований рабочих к властям об ужесточении наказаний были не единичными. В КГБ в 1959-60 годах характеризовали обстановку в стране как «морально-нравственную панику, охватившую советское общество». В той же Челябинской области в 1960 году произошло несколько подобных попыток самосуда. Например, в феврале 1960 года в городке Бакал двух мужчин и женщину за убийство при ограблении судили в присутствии пятисот человек. Услышав, что ни одного из них не приговорили к смертной казни (сроки были 7-10 лет), собравшиеся пришли в негодование и стали кричать, что преступники вернутся и будут резать их детей, другие говорили, что судей самих надо публично казнить. Милиция в течение суток подавляла стихийный бунт в городе.
На национальных окраинах СССР самосуды приняли ещё более широкий размах. Так, в Ровенской области Украины в 1959-60 годах произошло 10 «судов народа», в ходе которых люди линчевали людей, совершивших тяжкие преступления. В Ферганской области Узбекистана за этот период было совершено 8 самосудов.
Власти СССР прислушались к народу. Уже в 1961 и 1962 годах было расширено применение смертной казни – к примеру, получить её теперь стало возможно за изнасилование, попытку покушения на жизнь милиционера или дружинника. Меньше стали выносить приговоров, когда за мелкое уголовное преступление отправляли на поруки трудового коллектива- 16% в 1961 году против 34% в 1960-м. В 1961 году число осуждённых на пребывание в лагере за хулиганство выросло по сравнению с предыдущим годом на 95,6%, осуждённых в связи с бытовыми конфликтами – почти в 14 раз.
Так по требованию народа власть начала постепенно сворачивать либерализацию систему наказаний в частности и советского общества в целом.