15 октября прошлого года дочку Кристины Естехиной, Сашу, забрали из школы в реабилитационный центр из-за синяка на лбу, который, как решили учителя и работники полиции, ей поставила мама. Взрослые не слушали девочку, которая говорила, что мама совершенно ни при чем. Ребенок был испуган и подавлен тем, что взрослые ему не верят.
Законных оснований для того, чтобы забрать ребенка, у полиции не было. Поэтому на мать было оказано психологическое давление. Сначала ее хором обвиняли в том, чего она не делала, отчего несчастная женщина потеряла сознание. Потом, когда после приезда Скорой Кристина пришла в себя, но всё еще чувствовала себя плохо, ее убеждали написать отказ от ребенка. Экзекуция с допросом и психологическим давлением продолжалась несколько часов. Работник полиции не подпускал никого к Кристине и диктовал ей, что нужно писать, чтобы весь этот кошмар закончился и от нее отстали. Кристина послушно писала. Но подсознание всё же смогло защититься от страшных строк, которые ей диктовали, и вместо слов «Я отказываюсь от дочери» Кристина написала буквально следующее: «Я и Александра отказывают в пользу отца». То есть в той ситуации Кристина, даже находясь в состоянии, близком к обмороку, когда перед глазами всё плыло, вместо отказа от ребенка сумела максимально защитить дочь.
Дело в том, что Кристина сохранила с отцом Саши хорошие отношения. Когда они разошлись, то приняли совместное решение об этом ради ребенка. Ведь девочке одинаково нужны и отец, и мать.
На основании такого заявления, конечно, ребенка нельзя было изъять. И поэтому появилось объяснение, которое Кристина обнаружила, когда знакомилась с делом.
Вот это объяснение:
Сравните текст на настоящем заявлении Кристины и на этом объяснении. Сколько здесь равнодушия и безразличия к ребенку. И ни слова о том, чтобы передать ребенка отцу, — а ведь именно это самое главное, так как мать понимала, что в том кошмаре, который на нее свалился, передать дочку отцу было единственной возможностью обезопасить ребенка.
Надо ли говорить, что это объяснение Кристина никому не давала, этих слов не говорила. И подпись на странице — не ее. А без этой страницы изъять девочку было невозможно.
Естехина на ближайшем судебном заседании планирует подать ходатайство о проведении почерковедческой экспертизы.
Саша на суде еще раз подтвердила, что мама ее не била.
Суд еще продолжается, ближайшее заседание 2 ноября.
А тем временем Кристина продолжает знакомиться с делом и находить всё новые и новые нестыковки и несоответствия, как в показаниях свидетелей (работников школы, ПДН и СРЦ), так и в допросе и объяснении,которые якобы были даны Сашей, и от которых она полностью отказалась, выйдя из СРЦ.
В социально-реабилитационном центре Саша пробыла целых 3 месяца. Первый месяц ее обещали отпустить со дня на день, а тем временем, как оказалось, вели доследственную проверку. А затем два месяца папе пришлось собирать документы, которые от него потребовали, чтобы забрать дочку — всевозможные справки, список которых постоянно пополнялся и уточнялся, что и привело к такой длительной задержке. Только в конце января 2016 года Сашеньку удалось, наконец, забрать из детдома.
Итак, каков же механизм правоприменения статьи 116? Синяк плюс слаженная работа педагогов и работников полиции (где полиция играет ведущую роль, педагоги только статисты; в школе 68 — ныне это Центр образования № 26 — инициатором всего произошедшего стал социальный педагог, только что пришедший в школу с должности начальника отдела ПДН, майор полиции), затем ребенка вырывают из семьи (в том числе с помощью подлога, как в данном случае), а в детдоме его принуждают к подписанию обвинений родителей.
Не таким ли способом получена та самая статистика семейного насилия, которой так пугают общественность?
Саша долго отказывалась подписывать то, что от нее требовали полицейские и работники центра. Но, в конце концов, заболела. У нее стал болеть живот, открылась рвота, подозревали язву. Когда это произошло, отец разрешил дочке подписывать любые бумаги и соглашаться с тем, что от нее хотят взрослые. Била мама? Била, только отстаньте, наконец! Ребенка пришлось госпитализировать. Ее увезли из СРЦ на Скорой. Вот таким путем были получены те самые подписи Саши, которые сейчас служат обвинением против ее мамы, и из-за которых ей грозит судимость по уголовной статье…
Ребенок не знает, как защитить маму и чем ей помочь, так как нынешние показания девочки могут не принять во внимание, мол, эти показания Саша якобы дает по требованию родителей. Ведь даже папу лишили права быть законным представителем дочки на суде из-за того, что он поддерживает бывшую жену. Законным представителем ребенка на суде выступает чужая тетя из опеки.
Вот так любой синяк у ребенка может привести родителей не просто на скамью подсудимых, а по новой статье 116 — в тюрьму на 2 года.
Защита прав ребенка, как ее понимают наши законодатели и облеченные властью люди, — это 1) право ребенка оговорить родителей; 2) право ребенка провести остаток детства в чужой семье или в детском доме; 3) лишение родителей всех гражданских прав сразу после подозрения в избиении ребенка; 4) подозрение в избиении ребенка может быть связано с любым синяком, полученным им совершенно случайным образом.
Обвинительный уклон против родителей необходимо устранить из законодательства. Семья — самое безопасное место для ребенка.