Под Витебском Орынгали принял на себя командование ещё над двумя 122-мм гаубицами. Так он стал комбатом в 19 лет. Под городом разгорелись ожесточенные бои, которые, к сожалению, привели к тому, что первоначальное наступление Красной армии не удалось, и войскам приходилось медленно отступать. Артиллеристам приходилось беречь свои орудия от налётов гитлеровских самолётов «Фокке-Вульф», которые выявляли месторасположение орудий и бомбовыми ударами стремились их уничтожить.
Витебское наступление не удалось по нескольким причинам. И Орынгали в своей книге их называет: во-первых, был растянут по линии фронта 1-ый танковый корпус, оказывающий поддержку наступающим силам пехоты. Во-вторых, немецкие боевые порядки были насыщены танками типа «тигр» и самоходками «Фердинанд». «Тигры» могли с 1500 метров поражать советские танки Т-34, в то время как наши 76-миллиметровые пушки достать немецкие танки на таком дистанции не могли. Также в качестве неудач в своём докладе начальник штаба указывал на просчёты со стороны командования некоторых частей, допустивших ошибки при подготовке к наступлению. И только в начале 1944 года Витебск был освобождён. Там было только 118 человек мирных жителей, чудом оставшихся в живых на этой земле.

Под Витебском Орынгали в первый раз ранило в спину. Он получил десять осколков, один в ногу. Самый большой осколок задел позвоночник. Долгое время он не мог чувствовать ни рук, ни ног. И повезли его на санитарном поезде через всю страну: проехали они Москву, Горький, Арзамас. Началась высокая температура, и врачи приняли решение на ближайшей станции снять раненого с санитарного поезда и поместить в стационарное отделение. Он помнил до конца жизни адрес своего первого госпиталя — станция Шатки, Арзамасский район.

В здании средней школы располагался госпиталь. Ормангали пролежал здесь около трёх месяцев. Он был благодарен всем врачам и медсёстрам, которые вырывали его из когтистых рук смерти и боли, принося его на перевязки, всего загипсованного, терпеливо и с великой добротой и умением перевязывали его, меняли кровавые повязки, спасали от пролежней. В этой средней школе, где когда-то учились дети, он тоже учился заново жить. В его теле, около лопатки, остался ещё один осколок, не замеченный врачами, он так и сохранился на всю жизнь у него в теле, став ещё одним невидимым страшным памятником войны в живом теле.

А ещё Орынгали на всю жизнь запомнил азербайджанца, которого звали Аскар — фамилию он, к сожалению великому позабыл. Аскар ухаживал за неподвижным Орынгали долгие сутки, помогал ему, как медсестра, мог умело сделать укол, поправить одеяло или подушку. Сколько лет прошло, а это фронтовое, мужское братство навсегда вошло в его сердце. Сердце девятнадцатилетнего мальчика, рано ставшего мужчиной на войне. Они быстро взрослели там, на войне, навсегда прощаясь со своим беззаботным казахским детством, которое всплывало теперь перед ним только в туманном бреду. А потом отпустило, отлегло, и стал Орынгали и приходить в себя. Перенёс ещё одну операцию: ему на левой ноге вытащили осколок — рана была чрезвычайно глубокой, и делали ему пересадку кожи по новому тогда методу, предложенному врачом Ольгой Лепешинской. После этой операции рана стала быстро затягиваться.

Когда Орынгали уже мог хорошо ходить, пришло время прощаться. Плакали все. И медсёстры, и врачи, и он. Потому, что прикипели они друг к другу, стали родными и близкими, их души и сердца перенесли что-то такое огромное, тяжёлое, что сложно назвать испытанием. Это было, скорее всего, уже братское, родное единение, которое, к сожалению, редко встречается среди обычной жизни потому, что там нет края смерти, по которому ходят люди и скатываются туда, в небытиё мгновенно и быстро. А уж тем, кому удалось отойти от этого края, тем становилось привольнее жить и со всей чуткостью и осторожностью прислушивались они к жизни и берегли её так, как никто другой.

Итак, пришло время прощаться. Орынгали в последний раз взглянул из окон уходящего поезда на те места, где его вырвали из рук смерти. Он отправился в Москву, в Главное артиллерийское управление Красной Армии с документами об инвалидности. Правой рукой опирался на костыль, а в левой руке держал палочку-трость.

Вот в таком виде и спустился в метро, где столкнулся со старшим лейтенантом, который сделал ему замечание: «Почему не отдаёте честь?»

— Костылём, что ли? — ответил Орынгали.

Хорошо, что в этот момент подошёл поезд, и он вошёл вовнутрь, чтобы отправиться в Главное артиллерийское управление. Сидя на вахте, уже пытался отдать честь, но его останавливали офицеры: «Раненый? Сиди, не вставай».

В кадровой службе его решили отправить в запасной полк под Звенигородом. «Нужны артиллеристы. Опытные. Берлин скоро штурмовать. А пока подлечишься», — сказали ему там.

Орынгали до конца своей жизни будет благодарен тому кадровику, который научил его не обращать внимания на свои раны. Научил, преодолевая боль, сжав зубы работать на благо своей Родины. В запасном полку Орынгали всё время тренировал свою раненую ногу, прихрамывая, часто подходил к карте, где были указаны оперативные данные по продвижению войск. И только тогда он заметил, насколько ощутимее стало преимущество советских сил. Ещё в госпитале он всё время спрашивал: «Наши взяли Витебск?» И, получив отрицательный ответ, обессиленный физической и моральной болью, откидывался на подушки, сжимая яростно в руках край простыни, забывался от боли, а когда снова приходил в себя, снова спрашивал про Витебск.

26 июня 1944 года Витебск был взят. В 2016 году мы, потомки этих дней и героев Великой Отечественной, будем отмечать 72 года со дня освобождения Витебска. Но с нами уже не будет Орынгали и многих других солдат, которые даже не узнали об освобождении этого города и всей нашей страны. Многие не дожили до Победы. Но Орынгали дожил и смог оставить после себя воспоминания, написав книгу. Он ушёл в бессмертие в апреле, не дожив до 71-ой годовщины празднования дня Великой Победы, ради которой все они и мы живём.

А служба Орынгали в запасном полку продолжалась, но невмоготу ему было оставаться здесь, когда его товарищи были там, на фронте и были там, на той карте. И он добивается отправки на фронт, несмотря на раненую ногу, которая продолжала болеть.

К месту своего нового назначения вместе с ещё одним лейтенантом они добирались на крыше товарного вагона, которые тогда фронтовики называли «пятьсот весёлого». Так они добрались до Тулы, где находился штаб 19-ого танкового корпуса.

Здесь Орынгали в 1944 году стал командиром гаубичной батареи артиллерийского дивизиона 26-ой мотострелковой бригады. За прошедшее совсем немного времени — около шести месяцев — он не мог не заметь того, насколько отлично были вооружены части корпуса. Если раньше орудия приходилось перемещать с помощью конной тяги или на руках, то сегодня «студебеккеры» быстро могли перевезти орудия, а расчёты размещались в закрытом кузове, обеспеченные довольствием и боеприпасами. Это позволяло быстро и оперативно менять месторасположение батареи, повышало мобильность и боеготовность частей. Не могли не радовать боевого офицера модернизированные пушки на Т-34, способные пробивать любую броню, самоходные артиллерийские установки СУ-122, САУ ИСУ-122, ИСУ-152, новые тяжёлые танки ИС-2. Артиллерия становилась богом войны. Оснащение войск коренным образом изменилось.

Родная для Орынгали 122-мм гаубица теперь стала выпускаться с механизмом автоматической зарядки снарядов. В войсках были 85-миллиметровые и 100-миллимитеровые противотанковые орудия, 160-миллиметровые миномёты и мощные реактивные установки БМ-31-12. В ходе наступлений также активно использовались 152-миллиметровые и 203-миллиметровые орудия.

Изменилась и тактика ведения артиллерийской подготовки, которая по длительности, иногда, могла занимать несколько дней, часов или минут в зависимости от боевого приказа.

Операция «Багратион», в ходе которой Рокоссовский предложил нанести сразу два главных удара стала одной из самых мощных и значительных, в ходе которой отлично сработала разведка, дезинформирующая немецкое командование: оно пребывало в полной уверенности, что части советской армии начнут наступление на севере Украины. При освобождении Белоруссии было задействовано более 2 400 000 миллионов солдат в составе четырёх фронтов, которые при поддержке авиации (5 300 самолётов), артиллерии (5 900 орудий и миномётов), танков и САУ (свыше 5 000) нанесли в течение 68 дней несколько ударов, сомкнувшись затем в кольцо, в которое попали 158 000 пленных, которых потом вели по улицам Москвы.

От Витебска до Орши всё было сплошь перерыто траншеями, многоступенчатыми линиями обороны, глубина которой достигала на отдельных участках фронта до 10-12 километрах. И тут своё дружное слово сказала артиллерия, нанеся непоправимый ущерб врагу. Как вспоминал впоследствии Орынгали, сначала артиллеристы обрабатывали передний край, а потом переносили огонь вглубь укреплений. «Действовали мы тогда активно и решительно», — пишет он в книге.

Пожалуй, большую сложность представляла установка орудийных расчётов в условиях заболоченной местности, когда, отрыв всего лишь несколько сантиметров, обнаруживалась воды — почва была болотистой, рыхлой. На возвышенность пушки нельзя было устанавливать из-за плохой маскировки: немецкие наблюдатели такую мишень не пропускали.

И тут солдатская смекалка выручала: копали болотистую землю, которую потом застилали деревянным настилом, а сверху обязательно маскировали орудия с помощью брёвен или кустарника. Комбат внимательно следил за тем, чтобы четыре его 122-миллиметровые гаубицы располагались примерно в 30-ти метрах друг от друга. Когда открывали огонь, то из-под брёвен брызгами вылетала воды. Но уже все боевые тяготы воспринималось иначе: ведь советские войска наступали, и никто им не смог помешать в их стремительном продвижении на запад. Многие бойцы, получившие ранения отказывались покидать месторасположение своих частей и лечились здесь же, чтобы не отстать от своих и громить врага по мере своих сил и возможностей. Даже в атаку ходили с белыми повязками, воспринимая как награду то, что они воюют за Родину. Артиллеристы под командование Орынгали Есенгазиева открывали огонь каждый раз, когда нужно было поддержать пехоту, поразить многочисленные доты и дзоты.

Ярости прибавляло нашим бойцам то обстоятельство, что почти на каждом шагу они видели зверства фашистов и их пособников: разрушенные деревни, страдания местного населения, заживо сожжённого в ряде белорусских деревень, уничтоженные целые районы — всё это наполняло желанием мстить и как можно быстрее освободить свою землю от лютующих захватчиков.

Орынгали получил приказ переправиться через Западную Двину и обеспечить удержание плацдарма в районе северного её притока. На плоты погрузили они две гаубицы и под прикрытием темноты вместе с пехотой переправились на противоположный берег. Немцы бросили против них танки и пехоту, открыли интенсивный артиллерийский огонь. Наши два орудия стреляли прямой наводкой по наступающим немецким танкам и пехоте. Атака была отбита и тут приходит приказ: «Отступать! Немедленно». В полной амуниции по горло в воде бойцы перешли реку обратно. Так проходила эта разведка боем, основной задачей которой было выявление немецкой группировки, по которой потом началась вестись усиленная артиллерийская работа с нашей стороны. Таким образом, удалось избежать потерь с нашей стороны. А немцы отступили, оставив нашим войскам плацдарм, с которого продолжилось наступление.

К началу августа все польские земли были свободны. Войска продвигались на запад. Был издан приказ о подготовке к наступлению на Мемель (Клайпеду), где в районе морского порта сконцентрировалась значительная немецкая группировка.

_{Источник: https://topwar.ru/96985-kombat-v-19-let-chast-2.html}