В родном селе Курменты (это в Киргизии, Иссык-Кульская область) шестнадцатилетняя Токтогон Алтыбасарова была одной из немногих грамотных селянок. Речь идёт о годах Великой Отечественной войны, и тем понятнее решение селян выбрать девушку председателем сельского совета (к тому же по документам ей уже исполнилось семнадцать, хотя это было ошибкой). Токтогон отлично говорила на русском, а в начальных классах сама освоила ещё и арабский. К ней постоянно обращались люди – прочитать письмо или что-то разъяснить. Не отказывала никогда.
Она была девушкой рассудительной, многие говорили, что ею всегда правит разум, а не сердце. Действительно, Токогон ничего не делала сгоряча, а, принимая важное не только для себя, но и для других решение, всегда выслушивала мнение людей и считалась с ним. С детства привыкла к большой ответственности: старшая сестра, она всегда заботилась о младших.
Шёл 1942 год, в Киргизию начали привозить детей из блокадного Ленинграда. Впрочем, детьми эти маленькие человечки были больше по возрасту, чем по пониманию мира. Они пережили столько…
Многим ребятишкам возвращаться было просто некуда, они отправлялись в эвакуацию, а дома и семьи уже не существовало на свете. Были среди юных ленинградцев и те, кто по малости лет или от пережитого забыли свои имена. От всего увиденного только лишь во время дороги амнезия могла бы случиться и у взрослого. Так, во время пути по Ладоге одна машина полностью ушла под лёд. В большой тёмной полынье остались плавать лишь детские шапочки…
Бирки, привязанные к ручкам, частично оторвались в суматохе, а частично потеряли свои надписи, так как малыши плакали и тёрли ручками глаза. Безымянные, без родных, без крова, голодные, они спасались от одного ужаса, но другой – ужас детского одиночества — уже стал их постоянным спутником.
На берег озера Иссык-Куль баржа доставила сто шестьдесят детей. Дальше, в село, их повезли на бричках. В Курментах ребятишек встретила девушка Токтогон – председатель совета, а по годам-то, по нынешним меркам, — недавно оперившийся птенец. Но, повторю, по нынешним меркам. А тогда, в 1942-м, Токтогон уже крепко стояла на ногах и опыт за плечами имела немалый.
Их поселили в общежитии колхоза (построено оно было для школы фабрично-заводского обучения). В тот же вечер состоялось собрание, на котором приняли одно-единственное решение: детям больше нельзя голодать и страдать. Да, селяне не могли полностью излечить горе прошлого, но уменьшить его, загладить, сделать настоящее лучше, теплее, добрее было в их силах. Что примечательно: Токтогон ничего не просила у односельчан, она знала, как трудно им жилось. Но рассказала о детях так, что никому и в голову не пришло остаться в стороне, смалодушничать. Каждая семья взяла шефство над двумя или тремя ребятишками.
Общее решение уместилось в одном предложении. А вот реализация потребовала многих дней. Каждый селянин ежедневно приносил что-то из продуктов (многие отдавали последнее). Все поделились одеждой. Кто мог – игрушками. В Курментах жил мастер по дереву, он стал вырезать фигурки животных и птиц – специально для ленинградских ребятишек. А Токтогон приняла решение стать мамой тем, у кого родители погибли. Таких ребятишек было без малого сто пятьдесят (по некоторым данным — сто шестьдесят) – то есть все, кто приехал. Но девушку, которой всегда правил разум, это не остановило. Видимо, в согласии были разум и сердце Токтогон. И потому смотрела она зорко вдаль и видела, что справится и создаст новую большую семью. Так сложилась судьба, что ребятишки потеряли родных. Но эта же судьба объединила их общей бедой, породнила. Пусть родство станет крепче. Пусть не горе станет им матерью, а киргизская девушка.
Токтогон перебралась в общежитие, поближе к дочкам и сыночкам. Она не могла находиться с ними постоянно – уж очень много забот лежало на плечах – но всё свободное время посвящала только им. Первые недели ребятишкам нельзя было много есть. Токтогон приносила молоко и кормила их с ложки, по чуть-чуть. Один мальчик очень плакал, звал маму. Токтогон не могла его утешить, не могла привезти маму, которая погибла. Она выходила из общежития, плакала и возвращалась снова. Как трудолюбивая птичка, которая кормит птенца.
Токтогон сама пекла для ребятишек тыкву. Разрезала на маленькие кусочки – так, чтобы хватило всем. Малыши думали, что это пирожные.
Многие дети обрели новые имена – Токтогон дала, причём русские. Были ребятишки, не знавшие, когда родились. Приёмная мама водила их к врачу, там примерно определили их возраст и подарили новый день рождения.
Она рассказывала детям вечерние сказки – это был обязательный ритуал новой семьи. Сказки получались незатейливые, но в них добро всегда побеждало зло, а счастье приходило в дом к трудолюбивому и честному.
С того дня, как голодные, обездоленные ребятишки приехали в далёкое киргизское село, смерть больше не держала ни одного из них за руку. Её отогнала девушка, которую приёмные дети звали Тоня-эже. И вместе с девушкой – все селяне. Пусть на столах ребят не было изобилия, а матрасы набивались соломой, но хозяйкой в общежитии стала любовь – самое главное в любой семье.
Большая семья прожила вместе более десяти лет. Потом птенцы выросли. Одни остались в Киргизии, другие разъехались по разным городам. Но связь с приёмной мамой не потеряли. А Токтогон вышла замуж, родила девятерых детей (одна дочка умерла). Удивительная история: Токтогон вязала для бойцов варежки и отправляла на фронт. Одна пара попала к бойцу из Киргизии, до войны жившему в соседнем селе. Это был будущий муж Токтогон…
Всю свою долгую жизнь она посвятила труду, много работала на благо родного села. Когда в саду созревали яблоки, отправляла их своим приёмным детям. Они тоже присылали посылки, письма, приезжали. Она помнила всех по именам.
Источник: https://topwar.ru/107849-kirgizskaya-mama-leningradskih-rebyatishek.html