Великая Отечественная война стала потрясением для молодого советского общества. Она повлекла не только массовую гибель людей и чудовищные разрушения… Что-то, доселе не сходившееся, вдруг вставало на свои места. Так случилось и в отношениях между Советской властью и религиозной жизнью народа.
Этим журналам более 70 лет, их страницы давно стали ломкими от почтенного возраста. Мне их когда-то, уже изрядно пожелтевшими к тому времени, подарила соседка, пытавшаяся подготовить меня к поступлению в университет с помощью шаблонов стандартных сочинений. Лидия Михайловна Мулько, учительница русского языка и литературы в вечерней школе, лет сорока, она была искренне верующим человеком и жила вместе с родителями в маленьком, пахнущем недогоревшими свечами и древними иконами домике напротив нашего, в Саратове.

Сейчас два старых номера «Журнала Московской Патриархии» за апрель и август 1944 года представляются мне бесценными. В них содержатся живые свидетельства того, что видели своими глазами авторы статей. А ведь шла к концу война, и видели они многое.

Одним из ведущих авторов издания в годы войны был член редакционной комиссии журнала (так, видимо, именовалась тогда редколлегия) митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич). Митрополит – высочайший титул в Русской Православной церкви. Выше только Патриарх. Но Его Высокопреосвященство сам ездил в командировки и описывал виденное с наблюдательностью и тщанием истинного репортера. А писать ему порой приходилось оперативно. Так, репортаж – «На алтарь Родины» митрополит Николай явно писал «в номер»: событие произошло 7 марта 1944 года, и надо было успеть в уже практически сверстанный четвертый номер журнала!

Но это было слишком важное событие, чтобы его пропустить. В тот день Церковь передавала действующей армии танковую колонну имени Димитрия Донского, а это значило очень многое: духовенство, армия, советское государство – всё сошлось в одной точке. Встреча эта ознаменовала собой новый – необычный и долгожданный, нужный и правильный этап в жизни страны и РПЦ.

…Кеке, мать Сталина, всю жизнь жалела о том, что ее сын, учившийся в духовной семинарии, так и не стал православным священником. Но не скрывала того, как гордится высоким положением Иосифа в СССР и возросшим при нем авторитете Советского Союза. Екатерина Георгиевна Джугашвили скончалась еще до Великой Отечественной войны, не то стала бы свидетелем событий, которые, несомненно, укрепили бы уважение этой простой грузинской женщины к поступкам ее сына.

После нападения Гитлера на СССР и долгих нервных раздумий Сталин словно бы очнулся и по здравом размышлении резко изменил курс советской власти по отношению к религии – курс резкого неприятия, осуждения, насмешек, больше того – жестоких репрессий священнослужителей и разрушения храмов.

Еще до войны, изучив результаты всесоюзной переписи 1937 года, генеральный секретарь ЦК ВКП(б) убедился в том, что народ в безбожие переходить не желает – около 57 % населения СССР объявили себя в переписных листах верующими. Им, строго говоря, и молиться-то было негде: из 60 тысяч православных храмов, работавших в 1917 году, действовала едва ли сотня. Но люди сохраняли веру! И с этим уже нельзя было не считаться.

Война все расставила по своим местам. Но Сталин, по всей видимости, осознал больше, поняв, какой, говоря современным языком, мощный ресурс сопротивления врагу содержится в сдерживаемой беспардонными советскими чинами духовности народа. Какую-то роль сыграло и то, что нацисты не препятствовали открытию церквей на оккупированных территориях.

Прямо в день начала войны, который совпал в тот год с праздником Всех Святых, в земле Российской просиявших, местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий обратился к верующим с проповедью, в которой призвал людей встать на защиту Родины, – текст воззвания был разослан по действующим церквам. В нем, в частности, говорилось:

«Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг».

Впоследствии во всех открытых храмах, которых становилось все больше, в дни Отечественной войны совершался молебен «в нашествии супостатов». Все быстро менялось. Как пишет современный исследователь православия Л.Н. Аруева, никто из тех, кто «незаконно», под угрозой разгона конной милицией, праздновал Пасху весной 1941 года, т.е. еще до войны, и предположить не мог, что военной весной 1942 года главный православный праздник будет отмечаться открыто.

Мало того, вместе с открытием храмов закрывались антирелигиозные учреждения и организации, а Емельян Ярославский, известнейший гонитель православия, не только присмирел, но и принялся использовать в своих статьях церковные термины в целях воодушевления читателей на борьбу с захватчиками.

В такой обстановке, разумеется, не остался без внимания призыв митрополита (затем, с 12 сентября 1943 г., – Патриарха Московского и всея Руси) Сергия к духовенству и верующим собрать средства на сооружение танковой колонны. Средства были собраны быстро, их было много.

В отчете Архиепископа Саратовского и Сталинградского за 1943 год говорится, например, что «в течение 1943 года на нужды, связанные с войной, внесено в отделение Госбанка от церквей и духовенства, находившихся в ведении Архиепископа Саратовского и Сталинградского, всего: 2338776 руб. В фонд Обороны и на танковую колонну им. Димитрия Донского: 1814456 руб.». Постарались и танкостроители. 40 новеньких машин двух моделей с экипажами ожидали церемонии передачи колонны в руки Красной Армии.

Тут следует заметить, что сбор средств на вооружение для Красной Армии был в годы войны делом чести для людей разных национальностей. Так, танковую колонну «Давид Сасунский» передали нашей армии «армяне всей земли». С раннего детства знаю о поступке колхозника-пасечника из саратовского Заволжья Ферапонта Петровича Головатого. Он продал мед, собранный от собственных пчел, который в годы войны был весьма редким и очень дорогим продуктом, и передал 100 тысяч рублей, что по тем временам было целым состоянием, на строительство самолета-истребителя, потом еще одного.

Сдавали деньги все: колхозники, работники военных и невоенных предприятий, коллективы театров, вузов и научных институтов, чиновники и даже… наши высокопоставленные разведчики, работавшие за рубежом, о чем рассказывал в одном из своих последних интервью Герой России Александр Феклисов – один из тех, кто добыл для нашей страны секрет атомной бомбы, а позднее способствовал прекращению смертельно опасного Карибского кризиса.

Но помощь Красной Армии Церкви и верующих выходила за рамки обычной благотворительности. Она подтвердила: рана, нанесенная обществу расколом между простыми людьми и большевистской властью, затягивается. Общество сплачивается. Страна становится Отечеством. Которое – не победить.

«Своей танковой колонне, — писал в репортаже о вручении армии «церковных» танков митрополит Николай, — русская церковь решила присвоить имя московского князя Димитрия Донского, славного победителя татарского хана Мамая на Куликовом поле, полководца, соединявшего в себе лучшие качества русского человека, – отвагу и здравый смысл, храбрость и осторожность, простоту в обращении с подчиненными и сильную волю, уменье выслушивать советы, но быть непреклонным в принятом решении.

Это имя свято для каждого русского человека, но особенно дорого верующему сердцу тем, что воинство Димитрия Донского было благословлено на Куликовскую битву великим молитвенником за русскую землю Преподобным Сергием Радонежским».

Автор вспоминает трогательные подробности: «Ранним утром этого незабвенного для меня дня, 7 марта этого года, я выехал в автомобиле из Москвы к месту расположения тыловых бронетанковых частей. Прибыв туда в одиннадцатом часу утра, я тепло и радушно был встречен высшим командованием и после взаимного знакомства был приглашен к завтраку.

На двенадцать часов дня была назначена обставленная большой торжественностью церемония передачи нашей танковой колонны Красной Армии. К этому часу я вместе с высшим командованием и гостями приехал на поле, на котором перед трибуной растянулись на большом пространстве длинные ряды танков с крупными надписями на каждом из них: “Димитрий Донской”.

У каждого танка был построен личный экипаж… Я уже знал, что эти танки, носящие имя Димитрия Донского, более сильны, чем немецкие “Тигры ”, что дальнобойность их орудий превышает последние достижения немецкой военной техники. И я знал также, что поведут эти танки люди, в каждом из которых есть черты, сходные с чертами характера Димитрия Донского. Я знал, что каждый из этих людей будет биться с врагом храбро, уверенно, до победоносного конца. И сердце мое наполнялось гордостью.

Под звуки военного оркестра мы поднялись на трибуну, украшенную флагами и портретом великого Маршала и Вождя советского народа И.В.СТАЛИНА (журнальная орфография сохранена – Т.К.)».

Первое слово было предоставлено именно митрополиту Крутицкому. Он полностью приводит свое выступление в репортаже. Есть в нем и такие слова: «От имени Патриарха Сергия, своего имени, от имени всей нашей Церкви, я хочу сказать вам, дорогие братья-воины, из глубины сердца: Бог в помощь вам в вашем святом деле защиты Родины! Пусть эти боевые машины, руководимые вашей крепкой, как гранит, волей к победе, несут мщение и смерть фашистским палачам нашего народа, истерзавшим и залившим кровью часть нашей священной Родины, этим сатанистам – врагам культуры и народного счастья, врагам человечества, недостойным носить человеческое имя, недостойным жить на земле!».

…Помню, я с интересом пролистала первый из подаренных мне старых номеров журнала и решилась задать верующей соседке чисто академический вопрос расхрабрившейся юной атеистки (крестилась я впоследствии самостоятельно и, к сожалению, довольно поздно):

- Мне все-таки непонятно: как совместить правильный призыв митрополита нести «мщение и смерть фашистским палачам» с библейским «не убий»?

Лидия Михайловна ответила мгновенно: «Знаешь, Таня, церковь не рассматривает фашистов как отдельных людей. Фашизм в целом для нас – это ЗЛО, с которым надо бороться не на жизнь, а на смерть».

О том, настолько огромным, на самом деле, злом является фашизм, я узнала из другого подаренного мне соседкой номера журнала, где говорилось о невероятных бедствиях, которые принес нацизм на землю Крымского полуострова. К тому времени я уже побывала в Крыму в знаменитом пионерском лагере «Артек» – выходит, спустя всего 15 лет после освобождения Крыма, но никаких следов пребывания там оккупационных войск не видела: все там было убрано, вычищено, восстановлено, построено заново; прекрасный Крым сверкал под солнцем и благоухал магнолиями, морем, стриженым самшитом и смолой согретых жарой пихт. Здесь, в одном из самых красивых мест на Земле, нельзя было даже ссориться, не говоря о том, чтобы драться! Но здесь убивали, причем с абсолютным безразличием к жертвам и с особой жестокостью.

Николай, митрополит Крутицкий, член Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников, прибыл в Крым в июле 1944 года, через два месяца после освобождения от оккупантов всего полуострова. «Места эти хорошо известны трудящимся Советского Союза, — напоминал Его Высокопреосвященство в 8-м номере журнала за 1944 год. – За годы советской власти Крым превратился во Всесоюзную здравницу…

Здесь проводили свой отпуск, здесь лечились; сотни тысяч молодежи совершали пешеходные и автомобильные экскурсии по этому чудесному полуострову». Автор не может удержаться от описаний как литературного приема (как и я сама в предыдущем абзаце – но уж таков Крым!). Необычайная природа, воздух, горы, «всегда безоблачная небесная лазурь», море, субтропическая флора, — «все это делает Крым, — писал митрополит, — каким-то сказочным уголком на земле».

Но еще идет война. Необходимо немедленно расследовать преступления захватчиков. Прежде всего – в Севастополь! На расстоянии нескольких километров этот ослепительно белый город кажется едущему в машине священнослужителю целым. «Но, к несчастью, это только кажется и только издали».

Разрушен порт, железнодорожный узел, заводы, фабрики, электростанции (но электрооборудование гитлеровцами предварительно вывезено). Изувечены памятные места, сожжена панорама Севастопольской обороны в Крымскую войну, памятник Корнилову отправлен немцами в Германию, памятник Тотлебену обезглавлен. «Доказательство бессмысленной и тупой немецкой злобы представляет сегодня Херсонес, — пишет автор. — Херсонес, древняя Корсунь, дорог каждому христианину, как святыня…».

Но величественный собор св. Владимира взорван фашистами (тоже ведь якобы христианами, на ременных пряжках которых значится «С нами Бог» точно так же, как Ново-Иерусалимский собор близ города Истры. Херсонес исковеркан: его тысячелетние камни использованы на строительство дотов и дзотов. Разграблен музей с ценнейшими экспонатами: увезены в Германию чернолаковые и краснолаковые сосуды, трехручная уникальная урна, бусы, которые украшали некогда шеи гречанок…

Однако самое страшное впереди. митрополиту становятся известны поистине зловещие факты.

«Злодеяния гитлеровских людоедов над советскими людьми в Севастополе производились в таких же массовых масштабах, как и в других местах. Множество женщин, стариков и детей вывезено ими в море и потоплено… Взрывались скалы вблизи Севастополя, в подземных ходах которых прятались от немецкой бомбардировки местные жители. Военнопленных сжигали на баржах».

В знаменитую севастопольскую бухту по специально сооруженным (!) эстакадам сваливались вагоны – ради уничтожения вагонов и самой бухты. Но и это еще не всё: «Жители рассказывали мне, — заканчивает севастопольскую главу автор, — что в ряде этих сброшенных вагонов были раненые румыны. Так гитлеровцы “благодарят” своих “друзей” и сподвижников по кровавой агрессии».

Читать этот репортаж невозможно без содрогания. А каково было митрополиту видеть следы злодеяний и слышать о них?!

Он прилетел на военном самолете в Керчь:

«Я шел по цветущей долине. Ветер, всегдашний керченский ветер, шелестел в листьях одиноких здесь деревьев, зеленая трава стлалась, как мягкий ковер… Но вот глазам открылся огромный ров, не до верху засыпанный землей. Он травой не порос. Здесь немецкие звери расстреливали и закопали много тысяч людей…. Я беседовал со многими гражданами города Керчи. Они мне подробно рассказывали о том, как происходили эти массовые расстрелы мирных людей.

Еврейское население уничтожено поголовно. Чудом сохранившаяся гражданка Хайтович рассказала мне следующее:

“По приказу немецкого коменданта города все евреи 25 ноября обязаны были явиться на Сенную площадь. После того, как собралось нас множество, всех нас оцепили немецкие автоматчики и под угрозой расстрела отвели в тюрьму. На третий день заключенных стали выводить партиями из тюрьмы и сажать в машины… В тюрьме я была с дочерью, 18-летней красавицей, и нас обеих посадили в одну из машин. Мы уже догадались, что нас везут на расстрел. Я плакала, а дочь утешала меня и обнимала.

Нас подвезли к противотанковому рву, на дне которого уже лежало много трупов, и поставили к краю. Мы в последний раз обнялись с дочерью и попрощались. После первых же выстрелов я потеряла сознание. Когда я очнулась и стала выползать из-под трупов, то увидела, что немцы разбивают челюсти расстрелянных и вынимают золотые зубы. Я должна была притихнуть. У меня были раны на голове и в бедре. Дочь моя была убита. Потом я с ужасом почувствовала, что нас засыпают землей, хотя некоторые около меня еще дышали и стонали.

К счастью, мне не засыпали головы и правой руки. Дождавшись темноты, я выкарабкалась из-под земли, поцеловала не засыпанную землей левую кисть моей дочери и кое-как поднялась из страшного места. Я направилась к ближайшей деревне. Там, в семье русских, мне оказали первую медицинскую помощь”…

«Я спускался на большую глубину в Аджимушкайских каменоломнях, — продолжает автор. — Там, при свете факелов, мы склонили головы перед горами трупов наших мирных людей, удушенных газами и уморенных голодом в подземных коридорах этих каменоломен. Немцы, зная, что мирные жители Керчи ищут себе здесь убежища, решили уничтожить тысячи женщин с детьми и стариков».

Дальше митрополит Николай посетил Ялту, в которой фашисты почему-то вырубили всю сосну, создававшую знаменитый целительный микроклимат, а горожан расстреливали на краю огромных колодцев (хранилищ воды во времена засух), куда аккуратно сбрасывали трупы, затем поехал в Симферополь с его концлагерем смертников на территории совхоза «Красный», а также в Евпаторию с ее тщательно заминированными детскими пляжами.

Здесь автор статьи «По страшным следам фашистского зверя» вместе с властями города и представителями общественности отправился осмотреть «Красную Горку» – такое название носила местная свалка, на которой немцы устроили место расстрела, где были замучены и убиты тысячи человек:

«Рядом со мной стоит на месте могил наших мучеников Мария Аркадьевна Гриднева, еще не старая женщина. Я слушаю ее рассказ, прерываемый слезами, и мне тяжело, что я бессилен ей помочь. Немцы расстреляли у нее отца 80 лет, мужа и единственного семнадцатилетнего сына… Дочь, мать и жена никогда не сможет забыть и простить. Я спросил у своих спутников: где сейчас работает Гриднева. Мне ответили: с утра до ночи отдает себя делу восстановления детских санаториев.

Мне вспоминается ночь на 10-е мая. Я был тогда в Ленинграде, куда выезжал также для обследования немецких злодеяний в самом Ленинграде и его изуродованных пригородах. Радио радостно разнесло по всей стране весть о том, что битва за Крым завершена. …Как и каждого любящего Родину меня охватило чувство огромной радости. И в то же время пронизала мысль: конечно, и в Крыму подлый враг оставил страшные следы своих звериных клыков и обездолил своими злодеяниями тысячи жен и матерей. Я увидел теперь сам кровавые следы фашистского зверя в Крыму…»

Митрополит Крутицкий не случайно упомянул Ленинград и окрестности. Мог написать и о других местах. Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников объехала столько территорий: Львов, Минск, Вильнюс, Рига, Таллин, Орел, Ставрополь, Пятигорск, Кисловодск, Пушкин, Новгород и др., на которых временно хозяйничали нацисты, что результаты ее работы составили многие тома, которые были предоставлены в распоряжение организаторов, следователей и судей Нюрнбергского процесса.

Все преступления тщательно задокументированы, в каждом отдельном случае приведено точное число погибших, рассказы выживших записаны и опубликованы в книгах, читать которые также невозможно без содрогания.

Вот лишь несколько строк – из Донбасса.

«По приказу немецкого коменданта города Артемовска майора фон Цобеля было расстреляно и замучено более 3000 советских граждан – женщин, детей и стариков. Трупы советских граждан были замурованы в туннеле карьеров Алебастрового завода…

На северной окраине города Краматорска на старом глиняно-меловом карьере были произведены раскопки 3 ям. “При снятии верхних слоев породы на глубине от 20 сантиметров до одного метра, — говорится в акте комиссии, — обнаружены трупы советских граждан, лежащие рядами лицом вниз. Из этих 3 ям извлечено 812 трупов. При обследовании оказалось 740 мужских трупов, 50 женских и 22 детских”…

В городе Сталино (ныне Донецк – Т.К.) немецкие захватчики согнали жителей Дома профессуры в сарай, завалили вход в него, сарай облили горючим веществом и подожгли. Все находившиеся в сарае люди, за исключением двух случайно спасшихся девочек, сгорели. …На территории лагеря при клубе им. Ленина и центральной поликлиники похоронено не менее 25 тысяч советских граждан. Истребление советских людей и издевательства над ними производились по указанию и при непосредственном участии начальника лагеря немецкого офицера Гафбеля».

Две тоненьких книжки «Журнала Московской Патриархии», а сколько содержат разнообразной информации от авторов непосредственно с мест!

…Немцы и «голубая дивизия» испанцев разрушили все, что только можно, в Новгороде (который теперь снова называется Великим): причинены серьезнейшие разрушения всем без исключения храмам города. «Можно различать лишь полную гибель одних и возможность восстановления и ремонта других», пишет журнал. Солдаты срывали золоченые листы с купола Софийского собора, чтобы сделать подарок своему офицеру.

В новгородских храмах немцы и испанцы устраивали казармы, уборные общего пользования, склады овощей, кабаре, конюшни, гаражи, разбросали по храмам в изобилии порнографическую литературу.

…Жители Курска собрали и понесли в лазареты собранные вещи, посуду, книги, музыкальные инструменты.

…Командированный на Волынь епископ Питирим сообщает: «В селе Малинове сожжена церковь и в ней 830 человек».

…Опубликованы сведения о проведенных сборах (деньгами, вещами и другими ценностями) по церквам Ленинграда (!), начиная с 22-го июня 1941 г. по 30-е июня 1944 г. Собрано духовенством и верующими на цели Обороны на постройку танков, самолетов и вообще в фонд Обороны: а) наличными деньгами – 8672543 р. 66 к. б) драгоценными предметами на сумму 40006 р. 99 к. в) облигациями Госзаймов – 875130 р. Собрано духовенством и верующими на оказание помощи больным и раненым, находящимся в госпиталях: а) наличными деньгами – 2356688 р. 66 к. б) различными предметами (полотенца, салфетки, платки и др.) на сумму 7051 р.

…Из Одессы сообщают о телеграмме Верховному Главнокомандующему, маршалу И.В. Сталину: «Высокочтимый Вождь! Духовенство и верующие Одессы и епархии, освобожденные Вами от немецко-румынского ига, приносят Вам, Верховному полководцу и мудрому стратегу, глубочайшую благодарность и земной поклон.

В храмах Одессы собрано для госпиталей деньгами и вещами на сумму 208000 рублей. Пожертвовано медикаментов на 20000 рублей. Ильинский Кафедральный собор, Григорие-Богословская церковь, Вознесенская церковь и Успенский собор имеют шефство над госпиталями. Михайловский женский монастырь передал для Красной Армии две лошади, коляску, одну корову и 1638 килограмм ячменя. При четырех церквах имеются бесплатные столовые для населения, пострадавшего от войны. Сборы средств продолжаются…».

А меня особенно привлекло напечатанное в журнале сообщение о докладе на имя Святейшего Патриарха Сергия от настоятеля церкви святого Василия Кессарийского в селе Ново-Александровка Нижне-Серогозовского района Запорожской области Трифона Немчинова (даю в сокращении – Т.К.). Всё, казалось бы, очень наивно и просто, а сколько за этим стоит:

«Немцы разрешали в нашем районе богослужения только по воскресеньям. Трудно было подчиниться этому распоряжению и не совершать богослужение в такие великие праздники, как например, Благовещение, которое в 1942 году приходилось в среду. Многие из священников, конечно, совершали в этот день богослужение…

_{Источник: http://matveychev-oleg.livejournal.com/2107989.html}