С кинорежиссёром Андреем Шальопой я встречался, когда у его творческой команды ещё не было средств, нужных для съёмок задуманного фильма о панфиловцах. Листая фронтовой комплект «Красной звезды», мы говорили и о том, что историю подвига двадцати восьми у Дубосекова не все считают достоверной, что возможен критический обстрел картины ещё до её выхода на экран. Гость редакции объяснял: к критике он готов, но только в отношении качества фильма. Фильм задуман художественным, хотя будет ближе многих других к реалиям войны. Число же 28 в названии казалось Андрею магическим: почти любой заранее знает, о чём и о ком пойдёт речь. Разве спустя 75 лет после боя это само по себе не факт исторического звучания? И так ли уж отечественная история перенасыщена чем-то сравнимым?
ЗАСЛОН У РАЗЪЕЗДА
На долю 1075-го стрелкового полка 316-й стрелковой дивизии в битве под Москвой выпало немало испытаний. Тяжелейшими были два: прорыв из окружения со спасением Знамени у села Спас-Рюховское в октябре сорок первого и неравный бой с танками и пехотой на рубеже Никольское – Петелино – разъезд Дубосеково в ноябре.
В том втором адском бою предстояло отстоять тактически важную высоту 251 и особенно разъезд, где железнодорожную насыпь пересекало шоссе из Волоколамска на Москву. Непосредственно подступы к разъезду защищала рота под командованием старшего лейтенанта Павла Гундиловича. В боевом порядке полка она была левофланговой. Ещё левее, в лесах, оборону держали конники генерала Льва Доватора.
Противник, свидетельствуют архивные документы, после двухчасовой артиллерийской и авиационной подготовки атаковал 1075-й полк по всему участку его обороны. 4-я стрелковая рота, отбиваясь от танков гранатами, бутылками с зажигательной смесью, редея, держалась более четырёх часов.
В условиях, когда классической сети траншей с ходами сообщения, как и надёжной связи, нет, бой часто распадается на отдельные очаги сопротивления. В одном слышится голос ротного, в другом – политрука, а где-то живые группируются под началом сержанта.
Остановить врага в тот день, удержать тактически важную высоту не удалось. Взял он и разъезд. Вечером 16 ноября 1941 года из 316-й стрелковой дивизии в штаб 16-й армии ушло донесение: «1075-й полк дрался до последнего… Две стрелковые роты потеряны полностью». Одна из потерянных – 4-я.
Так в чём же смысл жертвенного подвига панфиловцев на том рубеже, спросит читатель. В серьёзном уроне, нанесённом противнику, в выигранном времени. «Продержимся день, – писала тогда «Красная звезда», – переживём ночь, выстоим утром – спасём Москву и Россию. Резервы на подходе».
Земля у Дубосекова густо полита красноармейской кровью. Она священна.
ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ ИЗ ТЫСЯЧИ
О смертном бое у Дубосекова первыми рассказали В. Чернышёв – в «Комсомольской правде» и батальонный комиссар В. Коротеев – в «Красной звезде». Они были друзьями. До войны Василий Коротеев был членом редколлегии в «Комсомолке», а пришёл туда с должности секретаря Сталинградского обкома комсомола.
Сжатые, информационного содержания публикации нужного отзыва у читателей не нашли. Ответственный редактор «Красной звезды» дивизионный комиссар Давид Ортенберг счёл нужным рассказать о бое на подступах к Москве заметнее, ярче, не информационным языком, а через публицистическую передовую статью.
Герои Дубосекова – реальные люди. У каждого из 28 своя судьба, своя жизнь, короткая, оборванная боем у подмосковного разъезда, либо более или менее долгая – в почёте и славе, в муках от ран
И такая статья «Завещание 28 павших героев» была опубликована 28 ноября 1941 года.
Передовые во все времена считались «артельным творчеством». Но той присущи стиль и слово Александра Кривицкого. «Не могу сказать, что она хорошо написана, – делился он мыслями в послевоенной повести «Подмосковный караул». – Но именно в ней – пусть сбивчиво и общо – было сказано то, чего ждали».
От Давида Ортенберга, когда ему было уже за девяносто, я о той же передовой слышал такие слова: «Стране и армии в те дни нужны были силы, а не слёзы, крепость духа, а не уныние. После войны уже не всем дано вернуться мыслями и чувствами в то драматическое время».
В передовой говорилось о самопожертвовании 28 безымянных панфиловцев. Выделялся лишь политрук, названный, как позже выяснилось, не по фамилии, а по прозвищу.
Почему же двадцать восемь, если в том бою рота потеряла более ста, а полк около тысячи бойцов и командиров? Давид Ортенберг, Василий Коротеев, Александр Кривицкий оставили на этот счёт свои объяснения. К ним я добавил бы: похоронить, пусть и в геройском бою, на страницах «Звёздочки» целую роту было нельзя – прямой цензурный запрет.
Но и смертный бой горстки панфиловцев отражал всё напряжение, тяжесть и судьбоносность сражения у стен Москвы. Газетная строка, в чём-то корявая, до конца не выверенная, прибавляла обескровленным, недовооружённым ротам, батареям и эскадронам веры: столица Отечества врагу сдана не будет.
О КРИВИЦКОМ
Один из критически настроенных историков в недавнем интервью назвал Александра Кривицкого высокопоставленным краснозвёздовцем. Если пост ответственного секретаря и можно признать высоким, то литературного – вряд ли. Таких должностей сегодня в редакциях нет.
Среди служебных обязанностей Кривицкого, который в прошлом редактировал заводскую многотиражку, была и подготовка к печати авторских материалов, ценных по содержанию, но требующих определённой доводки.
Среди двадцати восьми панфиловцев – 17 русских, 6 украинцев, 4 казаха, киргиз. 28 героев – сколок роты, дивизии, армии
В редакции хранятся две папочки красного цвета, в которых на обветшалых от времени листках фиолетовыми чернилами зафиксирована работа сотрудников в дни войны. Я поинтересовался: чем Кривицкий занимался перед тем, как ответственный редактор усадил его за передовую. Оказывается, доводил до газетных кондиций статью капитана В. Алгалова, опубликованную под непритязательным заголовком «Противотанковое ружьё». Она об устройстве ПТР и его правильном применении. Не лишним, думаю, будет воспроизвести несколько строк из неё: «Надо обязательно сохранять смазку, с которой патрон хранится в укупорке. Стрельба сухим патроном приведёт к задержке, поскольку стреляная гильза будет извлекаться из патронника с трудом. Придётся прибегнуть к ударам деревянной колотушкой по рукоятке ружья».
Такая вот литература. Такая война: танк, а мы с колотушкой.
Между тем на участке обороны 1075-го полка, по мнению ряда исследователей, однозарядные ПТР конструкции В.А. Дегтярёва, ещё технологически сырые, применялись впервые в войне. В полку их было одиннадцать, сколько в 4-й роте, по архивным документам установить нельзя.
…В 1984 году издательство «Художественная литература» выпустило трёхтомник произведений Александра (Зиновия) Кривицкого. А мне запомнилось, как на одной из встреч с молодыми краснозвёздовцами Александр Юрьевич говорил: «С писательскими амбициями я расстался ещё до войны. Повести – итог газетной работы».
СПИСОК ГУНДИЛОВИЧА
Когда Волоколамский район очистили от оккупантов, Кривицкий с группой командиров и политработников дивизии и 1075-го полка в феврале 1942 года отправился к Дубосекову. В траншее под глубоким снегом сапёры нашли тело красноармейца, опознать которого было невозможно. С почестями похоронили. Сделали снимок коротенькой шеренги с пистолетами над головой, который «Красная звезда» напечатала. От жителей соседней с разъездом деревни Нелидово узнали, что погибшего в бою политрука похоронили ещё в ноябре сорок первого. Селяне ошибались. Тело Василия Клочкова обнаружили только весной, в марте, когда сошли снега.
Там же, на месте ноябрьского боя, у старых траншей, окопов и блиндажей, решили 28 павших героев назвать поимённо.
Павел Гундилович, как с некоторым укором показывал после войны на следствии бывший командир 1075-го полка полковник Илья Капров, называл будущих Героев по памяти. Устав того времени, как, впрочем, и нынешний, обязывал командира роты знать своих подчинённых по воинскому званию и фамилии. Командир 4-й стрелковой, с ноября сорок первого обновлявшейся дважды, помнил больше. В чём-то, как убедило время, память ротного подводила. Добробабу он назвал Добробабиным, Безродных – Безродным, Митченко помнил Николаем, а тот был Никитой, Шемякина по отчеству представил не Мелентьевичем, как следовало, а Михайловичем… Учётные документы в ту трагическую пору – и не только в панфиловской дивизии – идеальными не были. Неточности проникли в наградные листы, в Указ Президиума Верховного Совета СССР. После публикации имён военкоматы Алма-Аты, Иссык-Кульской, Талды-Курганской, Джамбульской областей всё привели в соответствие с метриками.
В списке Гундиловича и указе 17 русских, 6 украинцев, 4 казаха, киргиз. Самыми старшими по возрасту в бою у разъезда были Яков Бондаренко и Аликбай Касаев – по 36 лет, самым младшим – 23-летний Мусабек Сенгирбаев. 28 героев – сколок роты, дивизии, армии.
Немногим известно: представления к награждению героев Дубосекова отправлялись в Москву из войск трижды: 10 мая 1942 года от имени Военного совета Калининского фронта, в состав которого тогда входила 8-я гвардейская дивизия, за подписями генерал-полковника И.С. Конева и корпусного комиссара Д.С. Леонова, 28 мая и 13 июля – от имени Военного совета Западного фронта, куда панфиловцы вернулись, за подписями генерала армии Г.К. Жукова и генерал-лейтенанта Н.А. Булганина.
Война есть война. Со временем выяснилось: у разъезда погибли не все. Из госпиталей дали о себе знать израненные Илларион Васильев и Григорий Шемякин. Только после освобождения из плена увидели свои имена в газете и наградном указе Иван Шадрин и Дмитрий Тимофеев. Золотые Звёзды они получили. А пятый из выживших – нет.
О ДОБРОБАБЕ
Пятым выжившим в бою у Дубосекова был командир отделения сержант Иван Добробаба (по указу Добробабин). По его послевоенным заявлениям, он у разъезда не только геройски сражался сам, но и вместе с политруком командовал остальными. Другие выжившие, кстати, этого не отрицали. Но в 4-й роте, куда разными путями после боя около 30 красноармейцев вернулись, Ивана больше не видели. Спустя годы, уже после Победы, было установлено: от Дубосекова Добробаба отправился в глубь оккупированной врагом территории, с приключением добрался до родного села Перекоп на Харьковщине и там, отдохнув в семье старшего брата, устроился в полицию. Служил немцам ревностно: старший полицай, заместитель начальника и начальник кустовой полиции.
Когда Красная Армия со второго захода окончательно освободила Харьков, Добробабы в Перекопе уже не было. Укрылся в селе Тарасовка Одесской области, где его не знали. После прихода Красной Армии туда, избежав каким-то образом направления в штрафную роту при повторном призыве, попал в 1055-й полк 297-й стрелковой дивизии. За отличие в бою получил орден Славы III степени, но, зная об указе, по командной вертикали добивался знаков отличия Героя. Не получил их. Рассказам сержанта о том, что под немцами он вынужденно занимался сельским хозяйством, не поверили в управлении контрразведки «Смерш» 2-го Украинского фронта.
В 1947 году в отношении Добробабы Ивана Евстафьевича было возбуждено уголовное дело. Круг допрашиваемых по делу свидетелей был широким. В их числе показания дали бывшие командир и военком 1075-го стрелкового полка, краснозвёздовцы В. Коротеев, Д. Ортенберг, А. Кривицкий. Нельзя было допросить Павла Гундиловича: в звании гвардии капитана и должности комбата он, кавалер ордена Ленина, погиб 10 апреля 1942 года.
Приговором военного трибунала Киевского военного округа Добробаба был осуждён за измену Родине. Президиум Верховного Совета СССР Указом от 11 февраля 1949 года лишил его звания Героя Советского Союза.
Вернувшись из мест лишения свободы, бывший панфиловец и бывший немецкий прислужник принялся энергично настаивать на своей реабилитации и восстановлении в Героях. Нашёл авторитетных сторонников. Помню пространное выступление видного историка по этому поводу. К голосу «общественности» не прислушались. Своей Звезды Добробаба так и не увидел.
Как видим, герои Дубосекова – реальные люди. У каждого из 28 своя судьба, своя жизнь, короткая, оборванная у подмосковного разъезда, либо более или менее долгая – в почёте и славе, в муках от ран. Один из действительно магического числа 28 на долгом пути к победе отсеялся.
Затерянные в тусклом газетном тексте – не сразу и найдёшь – слова «Велика Россия, а отступать некуда: позади Москва» стали своими для тысяч, если не миллионов. Бывший командующий 16-й армией К.К. Рокоссовский в звании маршала и ранге полководца повторил их в мемуарах «Солдатский долг». И так ли уж для истории важно, кому они больше принадлежат изначально – политруку из пехоты Василию Клочкову или военному корреспонденту Александру Кривицкому. Важно, что они живы и нужны нам сегодня. Как и столь же крылатые слова, которые другой краснозвёздовец – Пётр Павленко, работая над киноповестью, сердцем услышал от князя Александра Невского: «Кто к нам с мечом придёт, от меча и погибнет».
Источник: https://topwar.ru/104009-dubosekova-vechnaya-slava.html