Десантником он прошел Афган, сегодня поддерживает Сопротивление Донбасса
Два месяца назад, в начале АТО, этот священник сумел остановить колонну бронетехники и увести ее из Краматорска. На известном видео смелый батюшка кричит своим землякам, протестующим против ввода украинских военных в город: «Я их сейчас уберу на аэродром! Я буду идти на передней броне!».
Неторопливые беседы и стремительные прогулки с протоиереем Сергием Мироновым, знаменитым краматорским «батей» в десантном тельнике, пришлись на заключительный день перемирия.
Потом говорили с ним по телефону, когда возобновились боевые действия и Краматорск утюжили из орудий. Из трубки донесся тихий голос священника: «Народу много покрошили… Молитесь за нас…». Однажды трубку взяла матушка Людмила. Я спрашивал, сколько погибших насчитал отец Сергий. Она отвечала, что людей хоронят сразу же, без литий и панихид…
Созванивались с отцом Сергием и в тот день, когда ополченцы оставили Славянск и Краматорск. Батюшка строго-настрого запрещает использовать словосочетание «последний раз». «Крайний раз — так принято говорить в ВДВ». Крайний раз общались с ним по телефону уже в то время, когда в город опять вошли подразделения АТО…
В последний день перемирия я приехал в поселок Старая Беленькая, где служит отец Сергий Миронов, настоятель храма святой блаженной Ксении Петербургской. Прекращение огня оказалось не только тактическим ходом, но и фикцией. Краматорск и во время перемирия подвергался обстрелам с Карачуна и других прилегающих высот.
Во дворе храма Ксении Петербургской женщины рассказывали о недавнем обстреле улицы Дворцовой: «А рядом фильтровальная станция — там тонн пятнадцать хлора….» Матушка Людмила говорит, что батюшка, как только заслышит пальбу, едет в опасное место: помочь пострадавшим, раненых развезти.
На скамеечке сидит щуплый пожилой человек, ожидает отца Сергия. «Вы поговорите с ним, — советует матушка Людмила. — Он вам много интересного расскажет». Поговорили. Александр Акимович — тот самый человек, который 2 мая лег на пути военной колонны под Андреевкой, между Славянском и Краматорском. Тогда жители Донбасса еще пытались отстоять свое право на мирный протест, голыми руками останавливая бронетехнику. Эти кадры увидел весь мир, но «прогрессивное человечество» вяло реагировало на них… Бронированный «хаммер» передними колесами переехал ноги Александру Акимовичу. Его выручил друг. Александр Акимович вспоминает: «Дима выдернул меня из-под машины. А отец Сергий спас на следующий день моего друга. Диму ранили разрывной пулей — и батюшка вывез его на своей машине».
Протоиерей Сергий Миронов ездит на опрятной лазурной «Волге», «двадцать первой». Поселок прилегает к микрорайону Лазурный, что тоже немаловажно… Голубоглазый священник ни от кого не скрывает, что всегда носит десантную тельняшку с небесными полосками. А когда слышишь голос батюшки, — так и ждешь, что для полноты картины он сейчас запоет «Расплескалась синева, расплескалась…». Как оказалось, он действительно играл в ансамбле на гитаре, еще до армии…
Матушка Людмила рассказывает, как дожидалась его из Афганистана. Ей было пятнадцать лет, когда парня проводили в армию. «Мне и не говорил никто, что он в Афгане. А через три года вернулся — тогда узнала». Когда матушка вышла, интересуюсь у батюшки, почему три года отсутствовал. «Год в дисбате был…» — священник, улыбаясь, наблюдает за тем, какой эффект произвело его сообщение. Я окончательно понимаю, что отец Сергий пришел к нам из лучшей русской прозы. «Офицера ударил…» — поясняет причину. Звучит, как толстовская реминисценция. «Раз, раз по морде, ловко так пришлось», — пятистопным ямбом описывал подобную ситуацию любимый наш Денисов из «Войны и мира». Отец Сергий видит мое изумление — и неспешно продолжает: «Он мне пощечину дал». Это, конечно, меняет дело… «А как же — другую щеку подставить?» — спрашиваю. «Не тогда, не в Афгане. Там — только по морде дать за такое!»
Александр Акимович в этот день впервые совершил дальнюю прогулку — сразу к отцу Сергию: поблагодарить за спасение друга. Священник говорит: «Диму не я спас. Его Господь спас. Я только-только покрестил ребеночка, уже хотел переодеваться в спецовку. Слышу — стрельба. Я же отличу работу перфоратора от стрельбы. Ухо навострил, говорю: «Станкострой долбят». Я в машину прыгнул и полетел туда. Метрах в тридцати-сорока от блокпоста он лежал, с простреленной ногой. Я кинулся перетягивать. Разрывными пулями его ранили. Как бы не из КПВТ шпарили по ним. И рана не перетягивается. Мы бегом вкинули его на заднее сиденье — и в больницу. Я там разнервничался. В дверь не проходили носилки. Я им расшатал двери… Вынес их. Внесли Диму, укололи противошоковое. И повезли в «скорой». Я не считаю что это героический поступок. Я просто делал, наверное, то, что положено было батюшке делать».
Александр Акимович полтора месяца не мог ходить вообще, потом начал потихоньку двигаться на костылях, по квартире… Священник обнимает гостя: «Он не на своих двоих пришел. Душа парила — и он успевал ногами перебирать».
Матушка вносит чайник. И подключается к разговору.
Table-talk последнего дня перемирия:
— По Карачуну шарахнули ночью два раза всего, — говорит отец Сергий. — А потом по аэродрому. Куда-то там попали, было слышно.
— Карачун, говорят, уже дал трещину оттого, что с него стреляют; уходит уже… — сетует матушка Людмила.
— Ну, куда гора уйдет? — возражает Александр Акимович.
— Там бы «Сушечку» одну, подвесной системы, — и эту гору бы выровняли… — резюмирует батюшка.
А через несколько дней пророчество отца Сергия частично сбылось: появились сообщения о том, что ополченцы «позаимствовали» Су-25 у украинской армии. Правда, к тому времени гора Карачун уже не фигурировала в военных сводках: боевые действия переместились в другие точки Донбасса.
С Карачуном связан и еще один удивительно провиденциальный эпизод. Отец Сергий повел гостей на набатную вышку, откуда открывалась загородная панорама. Показывал местность, в том числе и Карачун с телевышкой. Я сделал несколько снимков… Буквально через сутки, когда возобновились военные действия, ополченцы, обстреливая ночью Карачун, попали в антенну — она рухнула. А на своих снимках Карачуна я не увидел антенну. Только холмы…
Зашла речь о том, что прилетало с Карачуна и с других военных позиций: в Славянске за время осады пострадали почти все храмы. Я спросил, насколько целенаправленно осуществляется эта стрельба, можно ли говорить о системном характере этих обстрелов. Отец Сергий ответил: «Наверное, системой назвать нельзя. Хотели бы разбомбить храм — я думаю, что разбомбили бы. Они старались попасть не в храм, а в людей внутри него. В Свято-Воскресенском храме при обстреле погиб сторож. Они не хотят уничтожить сам храм. Они хотят уничтожить Веру внутри храма. Рассчитывая на то, видимо, что если они победят (но это полная утопия, что они победят: в это поверить может только сумасшедший), то сюда придет Филарет. И они себе так представляют, что Филарету отдадут эти храмы. И он опять будет своей оскверненной рукой благословлять их оскверненные души. Оскверненные братоубийством… Будут служить в оскверненных храмах. Но эту скверну сюда мы не допустим».
Отец Сергий показывает с вышки еще одну гору, совсем близко. Это Беленькая. Накануне украинские военные с нее обстреляли девятиэтажку на улице Дворцовой. Мина разворотила квартиру на шестом этаже. Но хозяйка квартиры, Света (почти всех пострадавших батюшка знает по именам), когда начался обстрел, успела выскочить в подъезд. В момент взрыва она уже была на нижнем этаже, укрылась у соседей. Одна мина угодила на территорию фильтровальной станции. «Если бы попали, — а там хлора столько, что страшное дело, — народу бы пострадало немерено. От него ж и противогаз не спасает. Чем выше залезешь, тем больше шансов спастись. Если в хлорное облако попадешь, — у тебя ноги облезут просто до кости». Бывший десантник замечает: целились именно в фильтровальную станцию, потому что мины были 80-миллиметровые, — ими не развалить многоэтажный дом.
Нескольких старушек из пострадавшего дома на Дворцовой священник лично развозил в гостиницу. Во время каждого обстрела он едет в опасное место, чтоб приободрить людей, помочь с эвакуацией. Отец Сергий уверен, что снаряды его боятся: за него многие молятся. «Меня же все знают в городе. Представь: только что долбили, стрельба, пальба, осколки, горе, беда. И тут моя борода появляется. Конечно, людям спокойнее становится. Они искренне верят, что я смогу их защитить, уберечь». Когда начинались обстрелы, соседи сбегались в городскую квартиру отца Сергия, как в бомбоубежище. Пришлось приобрести дополнительные надувные матрасы, запастись продуктами и медикаментами…
Священник называет имена земляков, убитых во время карательной операции. Первым погиб парень из Андреевки — Валера. 3 мая разрывная пуля оборвала жизнь юной медсестры Юли Изотовой. «Постоянно молимся о погибших. Читаю за Юлю, за Сашу, за Игоря, за Женю. Это краматорчане, убитые в мае. Потом — около десяти человек погибло, когда из орудий долбили по Шкадинова, по Щербакова, по Транспортной… Молюсь за бабушку Пашу, за бабушку Наташу… За Аллу, которую разорвало снарядом. Каждый взрыв в моем городе имеет фамилию, имя и отчество. Есть тот, кто приказал стрелять, есть тот, кто заряжал, есть тот, кто целился…».
Отец Сергий говорит о Свете и Тьме, об ожесточении сердца и очерствении души, о малой родине и богохранимой стране. Подчеркивает: молясь о богохранимой стране, властех и воинстве, священник молится именно о тех, с кем Бог, а не дьявол. «Я не хочу жить в той стране, которую они строят. Мать не может убивать своих детей. У них всё ненастоящее: идеи заимствованы у фашистов, у западных траншодателей, у этих псаки, которые два слова связать не могут. Патриарх Филарет — ненастоящий. У них ненастоящее правительство. Оно неполноценное. Вот знаешь как: всем хорош ребенок, но дурачок… Идеи — отсталые и нравственно, и умственно, и духовно. Не может быть полноценным тот президент, за которого не голосовал Донбасс. Поэтому Донбасс для него — кость в горле. А мы есть, мы будем. Как там Порошенко говорил: мы отстроим, мы построим? Не надо нам ничего строить. Пусть они просто убираются отсюда. Я не знаю, забудут ли через десять-пятнадцать лет о том, что происходило Славянске. Я точно не забуду. И обязательно расскажу об этом внуку, правнуку».
На знаменитом майском видео, где отец Сергий, как крысолов, уводит военных из города, — слышно, какими словами он успокаивает своих земляков. Но оставалось загадкой, как ему удалось убедить офицера в необходимости развернуть колонну. Батюшка объясняет эту «формулу согласия»: «Я спросил капитана, зачем он пришел ко мне в дом. И сказал, что их пожгут здесь, если они пойдут против города, что они уже всех против себя настроили. Там, буквально метрах в пятидесяти от этого места, живут моя мама и меньшая сестра. А вниз по Парковой — мой начальник, наш благочинный. Там у нас центральный храм. Отец Иоанн — он у нас строгий. Но я испугался, что он испугается еще больше, чем я за него испугался. Я говорю: «Я сейчас еду к начальнику своему. А вот тут живет моя мама… Если возле мамы упадет хотя бы гильза, даже холостая, — я тебя через десять лет найду. И накажу…». Я сразу их перекрестил и сказал, чтоб чесали они отсюда…»
После майских событий о краматорском священнике ходило множество небылиц: СМИ то и дело сообщали о его смерти или аресте… Эти новости веселили отца Сергия. «Но многие беспокоятся…», — начинаю говорить ему. Отвечает бодро и уверенно: «Я не боюсь, потому что за мной — правда. Я знаю, что очень многие за меня молятся. Если меня шлепнут, — значит, меньше согрешу. Не смерти надо бояться. Надо бояться, что ты не будешь услышан».
Разговор был неспешный. Невдалеке громыхало. Батюшка шутил: «Нормально? Теперь спать можно будет спокойно. Погупали — аж на душе легче». Объяснил, кто и куда стреляет: «Это «Нона» работает. По аэродрому. Но туда бить — смысла особого нет. На аэродроме хорошая подземная коммуникация. Там есть подземный госпиталь, подземные укрытия, очень мощные. Я там все облазил». На этом аэродроме отец Сергий Миронов, в прошлой жизни, совершил более семидесяти прыжков с парашютом.
Лазурная «Волга» батюшки проезжает по микрорайону Лазурный. «На этом доме была памятная доска герою-танкисту. Снаряд попал в его мемориальное изображение».
На улице Шкадинова отец Сергий останавливает машину возле двухэтажного здания, изрешеченного осколками. Показывает темные следы на асфальте. На этом месте разорвало снарядом пожилую женщину. «Она вышла, чтоб нарвать шелковицы. Здесь ее ведерко лежало…».
По дороге на автовокзал проезжаем парк Пушкина. В прошлой жизни здесь происходило много интересного. Отец Сергий рассказывает, каким был этот парк, когда он работал на Новокраматорском машиностроительном заводе. Я рассказываю, чем мне, школьнику, запомнился Краматорск в мой первый приезд, на областную олимпиаду по русскому языку (отец Сергий в тот год был уже «братишкой»-десантником в Афганистане).
Через несколько дней украинская артиллерия прицельно попадет в ту краматорскую школу-интернат, где в советские времена проходили областные олимпиады по русскому языку и литературе.