В последние годы рассыпались все западные концепции строительства мультикультурного общества. Особенно потрясла Запад ситуация с Исламским государством Ирака и Леванта (ИГИЛ).

В соответствии с традиционным европейским взглядом, давно уже принятым как аксиома, инокультурные иммигранты в первом поколении практически не поддаются интеграции, второе поколение интегрируется активно, но сохраняет лояльность родине предков, а третье поколение и вовсе разрывает все традиционные связи и становится полностью вестренизированным.

Возможно, некоторое время назад так все и происходило. Однако затем возник ИГИЛ, и выяснилось, что его ряды пополняются не только радикалами из маргинальных слоев населения стран Ближнего Востока и не только первым поколением выходцев из исламского мира в Европе, но и успешными, образованными, давно вестернизированными представителями третьего, четвертого и пятого поколений иммигрантов. Которые, согласно западным концепциям, давно уже стали 100%-ми европейцами и окончательно разорвали связи с традициями своих народов.

Более того, выяснилось, что радикальный ислам увлекает самих европейцев, американцев, русских. Случаи, когда коренные англичане, французы, немцы, американцы, русские отправляются на Ближний Восток воевать на стороне радикальных исламистов, учащаются.

То есть имеем две тенденции: Первая — радикальный ислам становится основой идеологии мусульманской диаспоры в христианских странах. Вторая — данная идеология оказывается привлекательной для части коренного населения христианских стран.

Почему так происходит?

Долгие годы Западу действительно удавалось достаточно успешно интегрировать и ассимилировать миллионы иммигрантов, большинство которых были выходцами из исламского мира. Залогом успешной ассимиляции являлась способность Запада обеспечить иммигрантам значительно более высокий уровень жизни, чем на родине. Динамичное развитие Европы и США позволяло создавать достаточное количество рабочих мест в тех сферах деятельности, в которых уже не желали работать коренные жители данных государств, но которые оказывались пределом мечтаний для иммигрантов.

Однако ничто хорошее не продолжается вечно. Во-первых, на родине у счастливых новых граждан Запада оставались огромные семьи, спаянные традиционными связями. Информация о «рае на земле» быстро распространялась, и поток искателей счастья увеличивался. Поскольку каждой новой волне было обустраиваться значительно проще (они прибывали не на голое место, родственники были способны оказать необходимую помощь и т.д.), повторные волны иммиграции становились все мощнее, а их состав был менее приспособлен к преодолению трудностей. Многие просто отправлялись жить на пособие.

Во-вторых, опережающий рост численности населения стран эмиграции не позволял странам иммиграции как-либо остановить или стабилизировать поток переселенцев. Источник иммигрантов был не просто неисчерпаем — их численность росла экспоненциально. Запад буквально перестал успевать их интегрировать и ассимилировать, и ему пришлось смириться с возникновением многочисленных национальных гетто, ситуацию в которых официальные власти фактически не контролируют.

В-третьих, постепенно, с начала нового тысячелетия, втягивание Запада в системный кризис резко ограничило его возможности по созданию новых и сохранению старых рабочих мест для иммигрантов, а также по сохранению пособий для тех, кто не мог или не желал работать.

По сути, иммигранты последних волн, отправлявшиеся в земной рай, где не надо работать, а деньги сами появляются на социальной карте, внезапно попали в такие же бидонвили (трущобы) без перспектив, как у себя на родине, только, возможно, несколько более комфортные.

И они стали воспринимать Запад не как их предшественники, видевшие в нем землю обетованную, в которой все прекрасно и к традициям которой надо поскорее приобщиться, позабыв собственные, но как место, в котором были обмануты их надежды на лучшую жизнь. Для них наоборот, традиции и идеи Запада стали символом порока, а сохранение собственных традиций стало символом борьбы с обманувшим их обществом.

При этом Запад ради развития мультикультурализма перешел к пропаганде концепции толерантности, предполагающей фактический отказ от традиционных религиозных и семейных ценностей. Возможно, очарованные Западом иммигранты первых волн и приняли бы эти идеи. Но иммигранты последних волн были Западом разочарованы, и в его противостоянии традициям (которое становилось с каждым годом все агрессивнее) они видели лишь дополнительное подтверждение его глубокой порочности.

И тут Запад еще и начал серию войн именно в исламских странах. Причем, в лучших колониальных традициях, все военные кампании США и ЕС оказывались неспровоцированными агрессиями, начатыми не просто с грубыми нарушениями международного права, но вопреки всем его нормам.

Круг замкнулся. Невозможность интеграции. Отторжение культурных символов Запада и усиление тяги к корням, к традициям, к родине. Ощущение себя обманутым Западом. Наконец, агрессия последнего против родины. Гремучий коктейль готов.

Запад получил на своей территории огромное количество анклавов, в которых проживали его новые полноценные граждане, избиратели, с которыми необходимо считаться, но при этом совершенно ему непонятные и неподконтрольные, враждебно настроенные в отношении властей и общества соответствующих стран. Попытки заигрывать с этими людьми путем идеологических и политических уступок (раз уже финансово-экономические пряники кончились) вызвали возмущение традиционного западного общества, готового скорее смириться с гей-парадом, чем с хиджабом. Что привело к росту националистических настроений и заставило традиционные партии считаться с еще вчера маргинальными радикально-националистическими коллегами.

Европа ушла от концепции мультикультурализма, но сохранила верность концепции толерантности. В результате ислам, в рамках мультикультуралима не только не испытывавший притеснений, но поддерживавшийся, внезапно обнаружил себя таким же гонимым, как христианство и другие традиционные религии. Проблемой стала сама религиозность, не позволяющая людям религиозным и приверженным традициям, признать «право» геев на разрушение традиционного мира.

Разрыв с Западом пришел на смену преклонению перед его богатством и могуществом. Как известно, если человек разочаровывается в том, чем он был очарован, то это навсегда. И нет более страшного врага, чем бывший друг.
Запад сам, своими собственными действиями, оставил европейскому исламу один путь — путь радикализации и борьбы с западными «ценностями».

При этом Запад дал радикалам еще и полное ощущение собственной правоты. Борьба с кощунством (каковым является реализуемая на Западе концепция толерантности) является обязанностью адепта любой религии. Следовательно, выступая против обобщенного Запада, мусульманин чувствует себя борцом за веру.

Кроме того, как было сказано выше, заметная часть представителей западного общества стала переходить в ислам и примыкать к радикальным исламистам. Их действия тоже объяснимы. Запад переживает системный кризис. То есть, на кризисные явления в сфере экономики, политики, финансов накладывается кризис общественных отношений и кризис духовности. У мало-мальски думающих людей создается ощущение полного провала западной цивилизации (по большому счету, так оно и есть).

Разочарование в основах собственной цивилизации, естественно, охватывает и традиционную религию. Помимо того, что значительная часть европейцев и американцев и так были индифферентны к христианству, даже те, кто находился в поиске, рассматривал христианство как часть разочаровавшей его цивилизации и, следовательно, не принимал его априори как основу построения нового мировоззрения.

А при этом рядом, на расстоянии вытянутой руки, находился радикальный ислам, агрессивно выступающий против той самой западной цивилизации, которая разочаровала существенную часть западного общества. Да плюс еще пропаганда мультикультурализма, а за ним и толерантности уже разрушила общественные традиции. Если европеец может сменить половую идентификацию, то почему он не может сменить веру?

По сути, Запад создал условия, когда в недрах разлагающегося общества европейской толерантности родился, вызрел и возмужал могильщик этого общества в виде радикального ислама. Сегодня Запад борется с ним на Ближнем Востоке, но реальная опасность находится в самом сердце западного мира и не может быть ни ликвидирована, ни уменьшена без коренного пересмотра Западом своей внешней, внутренней и культурной политики.

Ну и нам, на постсоветском пространстве, с учетом того, что после развала СССР миграционные потоки резко увеличились, надо изучать негативный опыт Запада, чтобы не повторить его ошибок. В конце концов, та версия радикального ислама, которая возникла в результате безумной западной политики мультикультурализма и толерантности, нанесла ущерб не только самому Западу, который доживает последние годы относительной стабильности, но и, в первую очередь, исламским странам Большого Ближнего Востока.

Радикальный ислам, родившийся как концепция на Западе, отправился на завоевание своей исторической родины. И сейчас весь Ближний Восток сотрясаем гражданскими войнами, а существующие государства находятся на грани дезинтеграции. Количество жертв уже исчисляется сотнями тысяч, количество беженцев миллионами. И это только начало.
А ведь никто не хотел ничего плохого. Все стремились к лучшему.

_{Источник: http://matveychev-oleg.livejournal.com/2438480.html}